Из
дознания по процессу 14-ти: "...Поручик
28-й Артиллерийской бригады Рогачев..."
В.Н.Фигнер: " Высшие военные заведения,
академии, как дающие лучшее образование, не
могли, в свою очередь, не выделять некоторого
количества офицеров, одушевленных общественными
стремлениями, потребностью в свободе, и,
действительно, они дали их в лице Рогачева,
Похитонова, Буцевича и др."
Э.А.Серебряков: "Поручик Рогачев — настоящий атлет, обладавший нечеловеческой физической силой, имел приятный, мягкий голос и всей своею личностью располагал к себе людей. Офицерская молодежь приходила от него в восторг. Он, благодаря своему брату Дмитрию Рогачеву, с давних пор имел постоянные сношения с революционерами.
..Квартира Суханова была окружена полицией с воскресенья утра до понедельника, когда он был арестован. На квартире у него был довольно большой склад революционной литературы. Узнав об этом, Николай Михайлович Рогачев решил пойти очистить квартиру. Войдя в подъезд, он заметил штатского, разговаривающего со швейцаром, и, между прочим, услышал следующие слова:
— Это тот? — спросил штатский, указывая глазами на Рогачева.
— Нет, тот маленький, с большой бородой,— ответил швейцар.
Поднявшись к Суханову, Рогачев забрал всю бывшую у него литературу, уложил ее под мундир и, уходя, спросил Суханова:
— Будете ли вы оказывать вооруженное сопротивление?
— Нет,— ответил Суханов.— Я боюсь напугать сестру и племянника.
Простившись с Сухановым, Рогачев отправился. Увидя двух извозчиков, он хотел нанять лучшего из них. Тот отказался, сказав, что занят; другой же, плохонький, согласился за неимоверно дешевую цену. Когда Рогачев поехал, вслед за ним поехал какой-то штатский на хорошем извозчике. По дороге Рогачев соскочил с извозчика и ушел через проходной двор.
Насколько безукоризненный человек был Николай Евгеньевич, можно отчасти судить по тем толкам, которые шли среди офицеров в Кронштадте после его ареста, Обыкновенно, когда случится несчастие с человеком и он уже не может защищаться, начинается клевета; рассказывают небывалые вещи, обвиняют в невероятных преступлениях. Но так чиста была его репутация среди моряков, таким уважением он пользовался, что никто не рисковал рассказывать о нем что-нибудь позорящее. Даже враги его, которых было немало, довольствовались только тем, что обвиняли его в соучастии в терроре и в том, что он опозорил морской мундир."
Н.Е.Рогачев, из речи на процессе 14-ти: "Мне, разумеется, неизвестно, какие сведения имеются в руках власти относительно Военной организации, но, судя по предъявленным мне карточкам, я смело утверждаю, что открыта лишь ничтожнейшая часть. Правда, систематические аресты последнего времени доказывают, что в наших рядах появился шпион, но если бы их было даже несколько, то и тогда они не могли бы выдать всю партию."
Из записок
о процессе 14-ти: "Подсудимый
Рогачев: «Прошу обратить внимание на прочитанные
здесь показания офицеров, задержанных вместе со
мною, — это показания людей раскаявшихся; все они
единогласно показывают то же, что и я заявляю, —
мы не террористы.
...Виновным же в принадлежности к военной
организации признаю себя вполне».
Л. Волкенштейн: "С Штромбергом кто-то успел перестукаться, но на другой день и он, и Рогачев исчезли".
Начальник Шлиссельбургского ГЖУ - начальнику штаба Корпуса жандармов, рапорт от 16 октября 1884г. : "Представляя при сем строевую записку за № 477, доношу, что во вверенном мне управлении, пешей жандармской команде и по тюремной охране с 8-го по 15-е октября ничего особенного не случилось и состояло все благополучно. 10 октября был приведеп в исполнение приговор военного суда о смертной казни через повешение над арестантами Николаем Рогачовым и Александром Штромбергом внутри тюремной ограды, о чем мною своевременно донесено госп. товарищу министра внутренних дел, заведующему полицией, командиру отдельного корпуса жандармов и в департамент полиции".