Александр Константинович Соловьев

Из протокола допроса 2 апреля.
Зовут меня Александр Константинович Соловьев, коллежский секретарь из дворян Петербургской губернии; имею отца Константина Григорьева и мать Татьяну Алексееву; брата, служащего в Хозяйственном комитете Сената; сестер, из которых одна замужем, не знаю за кем, другая, Ольга, — сельской учительницей в Псковской губернии, Порховского уезда, в имении графа Мордвинова (теперь в Питере). Третья при родителях, воспитывается в институте.

Я воспитывался в 3-й С.-Петербургской гимназии, окончил курс в 1865 году, поступил потом в университет, но выбыл из него со 2-го курса юридического факультета.
Служил учителем в Торопецком уездном училище до 75 года; затем решился жить среди народа и преимущественно в Нижегородской губ.
В Торопце был знаком с офицером Богдановичем, служившим прежде мировым судьей, жившим где-то на Выборгской стороне по Симбирской улице. Я женат на урожденной Челищевой; жили с нею короткое время, так что я не знаю, жива ли она и есть ли у нее дети.

В Петербург прибыл в декабре, постоянной квартиры не имел; то ночевал у родных в здании Каменноостровского дворца, то где попало, даже на улицах. Сознаюсь, что намерен был убить государя, но действовал я один — сообщников у меня не было. Мысль об этом возникла у меня после покушения на жизнь шефа."

А.Ф.Михайлов: "А. К. был человек замкнутый. За время нашей совместной работы и наших бесед для меня вырисовался духовный образ Соловьева. В это время он был вполне сложившийся человек: беззаветно и безраздельно преданный идее служения народу, готовый в любой момент принести себя в жертву, но скромный и неуверенный в себе и своих силах. Ему все казалось, что для большого дела, которому он решил посвятить себя, его собственные силы слишком малы. Нередко можно было видеть, как он, держа на коленях книгу, старался пронизать пространство мучительно-вопрошающим взглядом. Я понимал этот взгляд. Старался притти нему на помощь. Разубеждал. Но безуспешно."

Н.А.Морозов: "Соловьев мне особенно нравился своей мягкой вдумчивостью и приветливостью. Его молчаливость явно не была результатом ограниченности. Нет! Когда его спрашивали о чем-нибудь, он всегда отвечал умно или оригинально, но и он, как я, и даже несравненно больше, любил слушать других, а не говорить им что-нибудь свое."

В.Н.Фигнер: "При общих разговорах Соловьев молчал и был... крайне скуп на слова; говорил он отрывисто и глухо..." Среди "землевольцев" это, конечно же, была странная фигура.
Его наружность, если чем и обращала не себя внимание, то необычайно угрюмым выражением лица. Высокого роста, худощавый, он был неловок в техническом отношении, и в обыденной жизни с ним часто случались разные приключения, вызывающие шутки со стороны близких товарищей... Пойдет гулять... непременно попадет в какое-нибудь болото, заблудится и не найдет дороги; в городе, будучи нелегальным, забудет адрес своей квартиры; при ночной встрече с полицейским на вопрос: кто идет? - по какому-то чудачеству отвечает "черт" и попадает в участок.

Соловьев был хорошим человеком, и, если бы сравнение не было избитым, я сказала бы, что он был добр и незлоблив, как ребенок...".