Михаил Николаевич Тригони

В.Н.Фигнер: "Тригони был товарищем Желябова по Новороссийскому университету, но в то время, как Желябов был исключен по студенческому делу и отдался революционной деятельности, Тригони кончил юридический факультет, сделался помощником присяжного поверенного и только в 1880 г. присоединился к «Народной Воле», раньше мало принимая участия в революционном движении, захватившем Желябова. Вызванный с юга на совещание по вопросу об инсуррекции, Тригони... участвовал в подкопе на М. Садовой и 27 февраля был арестован вместе с Желябовым в меблированных комнатах, где проживал со времени своего приезда в Петербург.

Между собой мы называли Тригони «наместником», по совпадению его имени и отчества с именем вел. князя, наместника.

Личность Тригони произвела при аресте некоторую сенсацию среди жандармов, которые находили, что по образованию, происхождению и состоянию он выше той среды, из которой, по выражению жандармских властей, обыкновенно вербуются члены революционных партий. В некотором отношении они были правы: Тригони имел внешность барина, был более избалован, чем другие, и по манерам в нем угадывался адвокат, хотя его юридическая карьера только что началась и никакой клиентуры ни в Петербурге, ни в Одессе он еще не имел. Родители его были помещиками в Крыму; мать, по рассказам, была светской женщиной, что, вероятно, тоже осталось не без влияния. Наружность Тригони, очень верно переданная фотографией ...была нерусская, и он говорил, что в его жилах есть греческая кровь.

Михаил Николаевич Тригони родился в 1850 г., в Севастополе, в зажиточной и культурной семье. Его отец, по происхождению грек, служил в гвардии; вышел в отставку в чине генерал-майора и владел имением и Севастопольском уезде, а мать была дочерью адмирала и сестрой известного писателя К. М. Станюковича, который изобразил своего отца в одном из «морских рассказов» в лице «Грозного адмирала». Отец М. Н. был человеком, убеждений консервативных. Он умер рано, когда сыну было всего 9 лет. Мать же была светской женщиной, но в вопросах религии и политики отличалась свободомыслием. В памяти М. Н. живо сохранилось воспоминания об ее отношении к варварствам русского правительства во время восстания в Польше, В ее альбоме на первом месте стояли дорогие для всех передовых людей России портреты Герцена и Гарибальди, и Tpигони с малых лет научился любить их. Эти влияния и последующие впечатления гимназической и университетской жизни понемногу выработали из него революционера и узника Шлиссельбурга.

В 1879 г. Тригони уехал в Петербург и при посредстве Желябова и Колодкевича примкнул к партии Народной Воли. Сделавшись агентом Исполнительного Комитета, он вращался здесь главным образом среди лиц либеральных профессий, а осенью 1880 г., после моего отъезда из Одессы, Исполнительный Комитет поручил ему отправиться туда для продолжения начатой мною работы.

В Одессе М. Н. .поступил в помощники присяжного поверенного при одесском окружном суде. Это давало ему известное положение в обществе и возможность всюду бывать и всех принимать. Круг его знакомств скоро расширился. Из новых элементов, привлеченных им, и из лиц, связь с которыми была передана мною, М. Н. образовал местную группу партии. В нее входил мой хороший друг, бывший офицер генерального штаба, писатель И. И. Сведенцов; другим весьма ценным работником явился привлеченный М. И. студент Дрей, сын одесского врача, пользовавшегося большой популярностью среди местной бедноты за свое бескорыстие и отзывчивость.

В то время в Одессе на фабриках и заводах еще существовали рабочие, воспитанные трудами Заславского, выдающегося революционного деятеля, осужденного в 1877 году. После его ареста связи с этими рабочими не прерывались: в 1879 г. из народовольцев их поддерживал Колодкевич, а в 1880-м они, перешли к Тригони и составляли основной кадр рабочей организации или вернее кружков, так как строгой организации среди рабочих тогда еще было. С помощью их и с участием Тригони и Дрея были организованы новые кружки; велась пропаганда и среди пришлого рабочего люда: каменщиков, плотников и т. д. По отзыву лиц, ведших в то время дело в Одессе, тип настоящего, промышленного пролетария, совершенно обособленного от деревин и имеющего, свое определенное классовое самосознание и психологию, тогда не сложился. Большинство из тех, с кем соприкасались пропагандисты, были серые деревенские люди, часто, возвращавшиеся обратно к своим полям. Впечатления, выносимые из общения с ними, несмотря на полную некультурность и почти поголовную безграмотность, были хорошие и из среды их на суде против Дрея в 1883 г. не нашлось ни одного свидетеля. Характерно, что группа настоящих заводских рабочих, уже давно привлеченных к партии и отличавшихся большою интеллигентностью, тоже не стояла на классовой точке зрения и в революционной деятельности руководилась же мотивами, как и сама интеллигенция: это были альтруизм, идея справедливости и, тому подобные чисто нравственные побуждения.

М. Н-чу были переданы и связи среди военных. Самыми выдающимися из них был Ашенбреннер, отправившийся потом в Николаев и основавший, как там, так и в Одессе, группы военной организации. С крестьянством одесские народовольцы непосредственных сношений не имели, но M. Н. завязал знакомства с учителями и учительницами Херсонской губернии.

Таким образом организационная работа стояла на хорошем пути и. М. И. пользовался в Одессе большим авторитетом, служа объединяющим центром, к которому тяготели все революционные силы округа..

В начале января 1881 г. эта организационная работа была однако прервана: М.. Н. был вызван в Петербург для обсуждения некоторых вопросов, поднятых Исполнительным Комитетом; из них главным был вопрос об инсуррекции. Дебаты, в которых принимал участие и Тригони, происходили в тогдашней штаб-квартире Комитета, находившейся у Вознесенского моста.

27 февраля, вечером, в меблированных комнатах на Невском, где жил Тригони, он был арестован, как и пришедший к нему Желябов.

Этот арест был событием громадной важности: подкоп из лавки сыров на Малой Садовой был уже готов, мина заложена, план действий детально разработан; Желябову была назначена видная роль в подготовлявшейся драме,—и вот энергичного борца не стало. 28-го спешно был созван Комитет, и решено на утро действовать во что бы то ни стало, хотя бы. одними бомбами, которые при Желябове рассматривались лишь как вспомогательное средство."

Генерал-майор Комаров, донесение: "27 февраля 1881 года арестован Михаил Николаевич Тригони. Был секретно показан Ивану Окладскому, который в нем признал лицо, носившее в революционной среде название „Милорда".

В.Н.Фигнер:"Разразилось 1-е марта... А 5-го апреля казнили Желябова, Перовскую, Кибальчича, Т. Михайлова и Рысакова... Тригони же судили в феврале 1882 г. по так называемому процессу 20-ти народовольцев, процессу, составлявшему продолжение процесса 1 марта.

Главным обвинителем против Тригони являлся рабочий. Василий Меркулов, показывавший, что Тригонн регулярно посещал лавку Кобозева для работ в подкопе, и что он, 'Меркулов, видел, как М. Н. вылезал оттуда. Тот же Меркулов дал указания: на революционную деятельность Тригони среди рабочих в Одессе.

Защитнику Тригони, Спасовичу, удалось снять первый и самый важный оговор, и особое присутствие сената, в котором разбиралось дело, приговорило М. Н. к 20-ти годам каторги за возбуждение к бунту одесских рабочих.

На суде М. Н. признал, как свою принадлежность к партии Народной Воли и солидарность с программой Исполнительного Комитета, так и революционную деятельность среди рабочих.

Небезынтересен рассказ Тригони из периода предварительного, заключения его. «Однажды привезли меня в Департамент Государственной Полиции,—говорит- он,—и ввели к начальнику штаба корпуса жандармов, генералу Никифораки. Он встретил меня очень любезно, извинился, что побеспокоил, предложил чаю и папирос, а затем начал:

- «Я пригласил вас для; частной беседы, и вы, конечно, можете не отвечать мне. Но я хотел бы предложить вам несколько вопросов... Могу ли?»

-Почему же не, сказал я, если вопросы будут таковы, что я найду возможным ответить.

«Так вот.. Знал я, вашего отца, знаю, что семья ваша — с общественным положением и материальным достатком. Знаю, что вы с университетским дипломом... Меня и нас интересует, что побудило вас стать в ряды революции?»

-— Мои убеждения,—отвечал я и продолжал:—есть нечто высшее, чем дипломы, общественное положение и материальные достатки. Это—долг по отношению к порабощенному народу.

Затем я вкратце изложил, почему другого пути, кроме революционного пути, нет.

Он глубоко вздохнул, и мы расстались»...

После суда М. Н. был помещен в Трубецкой бастион, а потом в Алексеевский равелин, где пробыл более двух лет среди самой ужасной обстановки.

В августе 1884 г. его привезли в Шлиссельбургскую крепость, в которой он и оставался, до февраля 1902 года, когда кончился двадцатилетний срок каторги.

В: течение 18-летнего заключения в крепости главным занятием Тригони было чтение, преимущественно по общественным вопросам и физический труд. Одно время он мечтал об изучении медицины, но конечно, это было совершенно невозможно в условиях тюрьмы.

20 лет заключения сокрушили крепкое здоровье М. Н. Обстановка в равелине и в первые 8 лет в Шлиссельбурге могла расшатать какой угодно организм, и можно считать чудом, что он не сошел в могилу и дожил до рассвета русской свободы. .Последние годы пребывания в крепости он, страдал грудной жабой и всякое физическое напряжение ему было запрещено: работы в мастерских, которые раньше так поддерживали силы и помогали коротать тюремные дни, ему пришлось совершенно оставить. Одни только книги, изучение английского языка и выполнение обязанностей старосты и библиотекаря, в которые мы выбирали М. П., наполняли его время.

Когда я вспоминаю о Тригони, то всегда в качестве убежденного народника и горячего поборника артели и общины, о которых много было сломано копий в спорах и дебатах, происходивших через решетки наших огородов. И в нашу тюремную жизнь Тригони всегда хотел внести элемент коммунизма, совершенно невозможный в условиях, в которых мы жили. Изучение в юные годы произведений Фурье, Сен-Симона и Кабэ сделало его на всю жизнь сторонником идей этих авторов, и он всегда мечтал о воплощении их идеалов в жизнь. В литературном материале, который проникал к нам, он тщательно подхватывал всякий факт из народной жизни, который говорил о стремлениях к коллективизму в форме общинных и артельных начал.

Никакие доказательства от противного и, неудачи в практике жизни не могли разочаровать этого сторонника принципа кооперации, и, уже будучи на Сахалине, он задумал устройство артелей для рыбной ловли на Охотском берегу; однако осуществлению плана воспротивилось местное начальство."

И.И.Петрункевич: "В «Костромском Листке» цензором не пропущены известия о ...освобождении японцами сахалинского ссыльнопоселенца Тригони. "

В.Н.Фигнер: "К сожалению, я имею мало сведений о последнем периоде его жизни, но знаю, с какими надеждами он встретил новый порыв русского народа к свободе: его чувства были те же, какие волновали всех в мартовские дни, открывавшие для нашей родины такие широкие перспективы. Его первым делом было основание республиканского клуба, который после смерти своего основателя торжественно похоронил его.
...В 1917 г. телеграф принес известие, что в Балаклаве, в ночь на 5 июля умер от удара шлиссельбуржец Михаил Николаевич Тригони. Среди потрясающих событий войны и революции эта смерть произошла без всякого отклика в текущей прессе."

Из метрической книги: "...3 июля 1917 года умер от острого оттека легких крестьянин Таврической губернии, Симферопольского уезда, Дуванкойской волости, приписанный для счета народонаселения . 4 июля захоронен на Балаклавском городском кладбище.

Сайт создан в системе uCoz