Анна Васильевна Якимова

Председатель совета протоиерей Гавриил Порфирьев.
Начальница училища Матрена Рылова.
Инспектор классов протоиерей Игнатий Фармаковский.
Член совета училища священник Алексий Емельянов.
Делопроизводитель совета диакон Алексей Атихмин.

№ 376.

А.В.Якимова: "...Я много разговоров слышала о Кобозевых, а по приезде в Москву нашла все газеты переполненными всякими баснями о них и об их магазине. Чего-чего только не было в этих газетах! Оказывалось, что чуть ли не все догадывались что это были поддельные торговцы, так как и торговать-то не умели, и торговля была плохая, а Кобозев чересчур был боек и грамотен, имел красивый почерк: Кобозева вела несоответствующий образ жизни, курила папиросы, читала французские романы (французского языка я даже совсем не знала), а лучше всего то, что Кобозева была чуть ли не красавица."

И.Окладский: "Она была тогда сравнительно небольшой фигурой,— квартирная хозяйка. Зачем же с ней буду говорить, раз я с Желябовым говорил."

В.Н.Фигнер: "С распадом прежней организации, исчезновением большого числа товарищей ослабел общественный контроль над личностью. Я заметила это еще в апреле, когда проезжала через Москву на юг. Несколько губительных арестов произошли оттого, что отдельные лица рисковали собой, пренебрегая мерами осторожности. Якимова, изумительная по своей смелости, находчивая в опасности и беззаветно преданная революционному делу, Якимова, которую надо было беречь как зеницу ока, отправилась в Киев, хотя он считался по своим полицейским условиям столь же опасным, как и Петербург. Там в скором времени она была арестована с Лангансом и Морейнис."

Из обвинительного акта по процессу 17-ти: "7 января 1881 г. Евдоким Кобозев вместе с женщиной, называвшейся его женой Еленой Федоровой, переехал в новое помещение из дома № 11 по Невскому проспекту, где он проживал с женой в меблированных комнатах, содержимых крестьянкой Маргаритой Афанасьевой. Вскоре после открытия лавки, называвшиеся супругами Кобозевыми обратили на себя внимание как соседних торговцев, так и местной полиции неумелым ведением дела, приемами и привычками, несоответствовавшими их занятиям и несвойственными простым торговцам. Кобозев казался человеком, стоявшим гораздо выше состояния, жена же его ходила в шляпке, курила папиросы и часто не ночевала дома."

А.В.Якимова: "Вот на основании показаний очевидцев красоты Кобозевой, на суде, когда нас в первый раз вводили в зал суда, обернувшись к двери, ожидали увидеть красивую мадам Кобозеву, а входит... противоположность этому и один адвокат так был поражен неожиданностью, что не смог скрыть своего впечатления и при взгляде на меня громко фыркнул."

С.Златопольский (?),письмо из Петропавловской крепости: "...Сидит здесь женщина с грудным ребенком. Это Якимова. День и ночь стережет она ребенка, чтоб его крысы не съели... Мужественная, великая мать!"

А.Якимова: "После суда я была переведена в Екатерининскую куртину для полной изоляции, потому что со мной был ребенок, и они не хотели, чтобы был слышен крик ребенка товарищам, которые бы по этому заключили о моем присутствии. Я сидела в одном конце корридора, а на противоположном конце корридора сидел только до казни Суханов. Я узнала о присутствии другого человека там только потому, что, когда мне заносили обед или кипяток, то еще дальше шли на большое расстояние по корридору и слышался отдаленный стук двери, а потом, после казни Суханова, я сидела там одна. Там больше никого не было.

Я составила такое впечатление, что это помещение находится в стене крепости, что действительно стена громадной толщины там, где выходило окно. Окно было матовое, так что из него ничего не было видно. В окне была форточка, в этой форточке была тоже сетка в виде сита, в окно ничего нельзя было видеть, и затем снаружи был колпак в форточке. Расстояние от пола до окна было не такое, как в Трубецком бастионе. В Трубецком бастионе я, например, с великим трудом доставала форточку, а форточка была в нижней части окна, а здесь было совершенно обыкновенное окно, расстояние, вероятно, такое, как от пола до этого стола."

С.М.Кравчинский: "26 июля 1883 года в Москву из Петербурга прибыла группа политических, мужчин и женщин, находившихся в заключении в Петропавловской крепости и приговоренных к ссылке в Сибирь. ...За Лебедевой шла Якимова, держа на руках своего восемнадцатимесячного младенца, рожденного в Трубецком равелине. Самые бездушные из присутствующих не могли без жалости смотреть на бедного ребенка. Казалось, будто он вот-вот вздохнет в последний раз. Но сама Якимова не казалась сломленной ни физически, ни нравственно и, несмотря на предстоявшую ей бессрочную каторгу, держалась спокойно и твердо”.

В.Н.Фигнер, 1907 г.: "...Политика Азефа втягивать в проекты террористических актов (проекты-то были!) людей, уже отдавших революционному делу свои силы, как А. Якимова, М. М. Чернявский, М. О. Лебедева. По поручению Азефа, Карпович ездил в Читу для приглашения Якимовой, к той Якимовой, которая отбыла каторгу и, будучи на поселении, бежала в 1904 г., чтобы работать в партии. Она бежала с паспортом, который дал предатель Татаров, и благодаря этому с первых же шагов за ней гонялись сыщики по всей России. В Одессе, Киеве и на Кавказе, в Нижнем, Москве и Смоленске ее преследовали агенты тайной полиции и, в конец измученную, арестовали, наконец, в жел.-дор. поезде по дороге во Владимир. Оттуда отвезли в Москву, потом в Петропавловскую крепость, опять во Владимир, где и судили в 1905 г. за “самовольную отлучку” и, несмотря на амнистию 17 октября, приговорили к 8 месяцам тюрьмы без зачета предварительного заключения! А потом возвратили в ссылку.

Как Карпович, относившийся раньше к старым народовольцам с известным пиэтетом, не поинтересовался прошлым Якимовой, осужденной еще в 1882 г., и взял на себя поручение Азефа, хорошо осведомленного о всех мытарствах, испытанных ею в 1904 и 1905 гг.? Якимова отказалась принять предложение, указав на то, что измучена скитаниями и испытанными ею мучительными опасениями за тех, кого в своих переездах могла скомпрометировать."

"Советская Сибирь", 11 июля 1924 г.: "Убеленная сединами семидесятилетняя революционерка, и в то же время сколько жизненной бодрости и в голосе, и в движениях, и в порыве".

А.В.Якимова, 1924 г.: "Лично я не могу пожаловаться на жизнь. Я имею хорошую большую комнату с обстановкой, хорошее питание. При мне живет мой внук. Я еще могу работать. Я главным образом занята историческими работами, пишу воспоминания, участвую в журнале «Каторга и ссылка» и теперь работаю в комиссии по увековечению памяти декабристов."