А.Д.Михайлов: "Мягче и гуманнее его едва ли был кто-либо из нас ...Он редко в состоянии был проходить мимо протягивающего руку, чтобы не отдать того, чем он мог свободно располагать. Женщин он мог любить только духовно, чисто отвлеченно, привязанность убивала у него всякую чувствительность."
С.М.Кравчинский: "..Мечтатель, фантазер, который ни за что не соглашался признать непреложность общепринятого мнения и с жаром доказывал, что даже в самом Петербурге можно устроить типографию и что он ее устроит, если только его снабдят необходимыми средствами.
Мечтателя этого звали Ароном Зунделевичем; он был виленский уроженец, сын одного мелкого лавочника-еврея.
В организации, к которой он принадлежал (принявшей впоследствии имя "Земли и воли"), над планами Зунделевича посмеивались, как над фантазиями неисправимого оптимиста.
Но вода точит и камень. После многих усилий Зунделевичу удалось побороть недоверие товарищей и получить на свою затею около 4000 рублей. С этими деньгами он отправился за границу, закупил там и доставил в Петербург все необходимое, и наконец, выучившись набирать сам и преподав это искусство еще четырем из своих друзей, он устроил с ними в 1877 году в Петербурге тайную типографию, первую, которая была достойна этого имени, так как она правильно работала и выпускала в свет довольно порядочные брошюрки, а впоследствии и газетку.
План Зунделевича был так прост, естествен и умен, что целых четыре года, несмотря на упорнейшие розыски, полиция не могла напасть на след типографии, которая была открыта благодаря глупой случайности: смешав фамилии, полиция явилась по ошибке в ту именно квартиру, где помещались народовольческие станки.
Типография погибла, но за провалом первой возникали другие, устраиваемые по тому же образцу и работавшие без перерыва."
А.Зунделевич, из речи на суде 1880 г.: "...Мы стремились к изменению существующего строя, - говорил он, - но мирным путем, посредством пропаганды. Даже факты насилия были направлены только для достижения свободы слова"...
М.Р.Попов: " Это истинный социал-демократ германского типа."
А Зунделевич, письмо
товарищам во время процесса 16-ти, 1 ноября 1880 г.:
"...Я, правду сказать, все время чувствовал себя
виновным пред всеми, тем, что попался. Скажите,
пожалуйста, друзьям, чтобы в своих отчетах
относились с вежливостью к составу нашего суда и
прокуратуры, даже если нас повесят. Лучших судей
и прокурора желать нельзя. Они оставили
чрезвычайно приятное впечатление, и грубость по
отношению к ним была бы непростительна. Будь
между подсудимыми] один талантливый человек, то
при терпимости суда этот процесс сделался бы
историческим. Но у нас к сожалению все
бездарности. Очень мне неприятно соседство на
скамье подсудимых Зубковского, Кобылянского,
Тихонова и Окладского. Они нарушают приличие и
раздражают нервы...
Чтобы охарактеризовать вам мое теперешнее
настроение, скажу, что я был бы теперь для нашего
правительства самым безопасным человеком. Я бы
ни одного дня не оставался в России, даже в
легальном состоянии. В тюрьме я успел влюбиться в
Америку, и она для меня теперь то, чем была раньше
Германия. К России, как знаете, у меня никогда
нежных симпатий не было. Оставался я здесь только
из чувства обязанности к пострадавшим товарищам.
Теперь мои обязанности кончены, так как я сам
пострадавший. — Крестов у нас в суде, как на
кладбище, а звезд, как на небе. Все-таки публика
очень симпатичная. Пред ней стоило бы поговорить,
жаль, что я так бесталанен."
А.Зунделевич, письмо по выслушании
приговора: "Говорить о приговоре мне
совестно. Он для меня так мягок, что я
положительно поражен. Я никогда не думал, чтобы
суд имел право меня приговорить не к смерти. Но
волнуюсь я теперь гораздо больше, чем до
приговора, не скажу, чем если бы меня приговорили
к смерти, потому что не знаю, как бы я тогда
волновался. Мне страшно за судьбу пятерых
осужденных. Пока не придет им смягчение, я
проведу тяжелые дни. А они то! Страшно и подумать.
Я как-то и не успел одуматься, как уже очутился
вне залы заседания. Я даже не успел взглянуть на
осужденных на смерть. Ответ, данный судом по
вопросу об общей виновности, ничего не оставляет
желать."