Далеко в стране Иркутской
Между скал и крутых гор,
Обнесен стеной высокой
Чисто выметенный двор.
На переднем на фасаде
Большая вывеска висит,
А на ней орел двуглавый
Позолоченный блестит.
По дороге тройка мчалась,
Ехал барин молодой,
Поравнявшись с подметалой,
Крикнул кучеру: «Постой!»
«Ты скажи-ка, подметала,
Что за дом такой стоит?
Кто хозяин тому дому?
Как фамилия гласит?»
«Это, парень, дом казенный,
Александровский централ.
А хозяин сему дому
Сам Романов Николай.
Здесь народ тиранят, мучат
И покою не дают.
В карцер темный замыкают,
На кобылину кладут.
«Сибирский архив», Иркутск, 1912, № 6
Элиасов Л. Е. Народная революционная
поэзия Восточной Сибири эпохи
гражданской войны. Улан-Удэ, 1957, стр.
117
Творческое наследие
Александровского централа.
Первоначальный текст - стихотворение
«Александровский централ» - создано
неизвестным каторжанином не позднее
1880-х гг. Там же, в централе, к
стихотворению был подобран мотив, и
оно превратилось в песню, которая
получила известность под названием «Далеко
в стране Иркутской».
Приведенный выше вариант – один из
первоначальных, вышедших из централа.
Текст песни продолжал развиваться
вплоть до падения монархии в 1917.
Ненависть к самодержавию
высказывалась уже в первых вариантах,
но в них еще нет угроз. Подобные
угрозы появятся в вариантах периода
первой русской революции.
Однако "Далеко в стране иркутской"
также продолжала бытовать - у
партизан Восточной Сибири во время
Гражданской войны, у сталинских
политзаключенных, затем - у
диссидентов.
ВАРИАНТЫ (3)
1. Далеко в стране иркутской
Далеко в стране иркутской,
Между скал, высоких гор
Обнесен большим забором
Чисто выметенный двор.
Чистота кругом, порядок,
Нигде соринки не найдешь -
Подметалов там немало,
В каждой камере найдешь.
Вот по дороге тройка мчится,
В ней неизвестный господин.
Он поравнялся с подметалой,
Тройку вмиг остановил.
Шапку снял, перекрестился,
Как завидел кандалы:
«И за что вас Бог карает,
Ты, служивый, расскажи».
«Где же, барин, все упомнишь,
Кто за что сюда попал.
Я и сам седьмое лето,
Как свободы не видал.
Я попал сюда случайно,
За изменщицу-жену,
Что убил ее не тайно -
Знать, уж быть тому греху.
Кто за звонкую монету,
Кто за подделку векселей,
За побег с военной службы,
За начальство - сволочей».
«Если хочешь ты, служивый,
Я тебя освобожу». -
«Не, спасибо, добрый барин,
Я последний день сижу».
«Ты скажи, скажи, служивый,
Что за этот большой дом,
Кто хозяин всему дому,
Как фамилия его?»
«Это, барин, дом казенный,
Николаевский централ,
А хозяин сему дому
Сам Романов Николай».
Барин снова сел в коляску,
Крикнул кучеру: «Пошел!»
Позади его остался
Преогромный, большой дом.
Далеко в стране Иркутской
Там построен большой дом,
Обнесен кругом оградой,
Арестанты сидят в нем.
В одной камере тюремной
Друг к расстрелу присужден.
Рано утром на рассвете
Ключник в камеру зашел,
«Собирайся, друг, с постели,
На расстрел тебя – пора».
И друг скоренько собрался,
Разом вышел со двора.
У тюрьмы народ скопился,
С темной ноченьки глухой.
«Ты послушай, люд крещенный,
Ты, свидетель будешь мой.
Я не преступник уголовный,
Я не вор и не злодей.
В Александровский попался,
Нарушив закон царей.
Предположительно, это вариант начала
первой русской революции 1905-1907. В
песне появилось упоминание
РАССТРЕЛА. Именно с этого времени в
России в массовом порядке стали
применяться расстрелы как форма
казни. Ранее, в 19 веке, смертная казнь
вообще была редкостью и обычно через
повешение. Традиция расстрелов в
России не прерывалась вплоть до
конца 20 века.
3.Далеко в стране
Иркутской
Неизвестный
автор
Далеко в стране Иркутской,
Между двух огромных скал,
Обнесен стеной высокой,
Александровский централ.
Чистота
кругом и строго,
Ни соринки не найдешь:
Подметалов штук десяток
В каждой камере найдешь.
Дом
большой, покрытый славой,
На нем вывеска стоит,
А на ней орел двуглавый
Раззолоченный висит.
По
дороге тройка мчалась,
В ней был барин молодой.
Поравнявшись с подметалой,
Крикнул кучеру: «Постой!
Ты
скажи-ка мне, голубчик,
Что за дом такой стоит?
Кто владелец тому дому?
Как фамилия гласит?»
—
«Это, барин, дом казенный —
Александровский централ,
А хозяин сему дому
Здесь и сроду не бывал.
Он
живет в больших палатах,
И гуляет, и поет,
Здесь же в сереньких халатах
Дохнет в карцере народ».
—
«А скажи-ка мне, голубчик,
Кто за что же здесь сидит?»
— «Это, барин, трудно помнить:
Есть и вор здесь и бандит.
Есть
за кражи и убийства,
За подделку векселей,
За кредитные билеты...
Много разных штукарей.
Есть преступники большие,
Им не нравился закон,
И они за правду встали,
Чтоб разрушить царский трон.
Есть
за правду за народну:
Кто в шестом году восстал,
Тот начальством был отправлен
В Александровский централ.
Далеко, в стране Иркутской,
Между двух огромных гор,
Обнесен стеной высокой
Чисто выметенный двор.
(2) Вариант -
А хозяин сему дому -
Сам Романов Николай
Одна из старейших каторжанских песен.
Считается «каторжанской классикой»
наряду с песней «Солнце всходит и
заходит». Роджилась в конце XIX века, но
популярность сохраняла ещё и в 30-е
годы XX века в среде политических
заключенных – «контриков». Об этом, в
частности, вспоминает Евгения
Гинзбург в романе «Крутой маршрут».
Есть свидетельства того, что песня
была хорошо знакома и диссидентам 60-х
годов. В ней огромное количество
куплетов, которые добавлялись и
варьировались поколениями каторжан.
Приводится наиболее известный
вариант.