В заключении (1875)
Сгинули силы... <1877>
Памяти 1873-75 гг. <1877>
Перед судом (1877)
Борьба <1879>
Милый друг, безумно смелый... <1879>
Завещание <1880>
После казни 4 ноября (1880)
Встреча (1880)
Там, средь движенья... <1880>
Где и когда?
Из старых воспоминаний
«Струйка журчала...»
Часы
В летнюю ночь
Псонт
Завет
В заточении
В отчаяньи
У берега
Гаданья астролога
Светлый ангел
Рецепт
На старой границе
Ночью
Знак
Боевой клич
Пётр-Астролог
«Моих стихов невнятны звуки...»
В ЗАКЛЮЧЕНИИ
Посвящается В. Ф.
В долгой, тяжелой разлуке
Целые годы прошли;
Горя, страдания, муки
Много они принесли...
Стал я о воле смутнее
Помнить, как будто о сне...
Только друзья всё яснее
Припоминаются мне.
Часто сквозь сумрак темницы,
В душной каморке моей
Вижу я смелые лица
Верных народу людей.
Ярко, как будто живые,
Средь тишины гробовой
Образы их дорогие
Живо встают предо мной...
Всё здесь они оживляют,
Всё согревают они,
Быстро в душе пробуждают
Веру в грядущие дни...
Кажется — вот раздается
Голос их здесь, в тишине...
Словно струя пронесется
Воздуха с воли ко мне!
Знаю я — темные силы
Их не согнут перед злом,
Будут они до могилы
Биться с народным врагом!
1875
Петропавловская крепость
«Собрание стихотворений». Спб., 1879,
подпись: Н. Никто. Морозов Н. А.
Стихотворения. Женева, 1880, с
посвящением: Вере Филипповой (Филиппова
— фамилия В. Н. Фигнер по мужу, с
которым она разошлась в 1875 г.).
Те же всё стены,
Тяжесть тупая в уме…
Нет перемены!
Глухо и душно в тюрьме…
Чаша всё ближе,
Мало осталось пути…
Благослови же,
Родина-мать, и прости!..
<1877>
ПАМЯТИ 1873-75 гг.
Я врагами в тюрьме погребен,
Но живу все еще год от году…
В дни тяжелой борьбы за свободу
Было время моих похорон.
За железной тюремной решеткой,
За сырой и холодной стеной
Ярким светом горят предо мной
Эти дни моей жизни короткой.
Вспоминается мне та пора,
Как по нивам родимого края
Раздалось, мужика пробуждая,
Слово братства, свободы, добра…
Как в смятенье подняли тревогу
Слуги мрака, оков и цепей
И покровом терновых ветвей
Застилали к народу дорогу…
Как в борьбе с их несметной толпой
Молодая, могучая сила,
Погибая, страну пробудила,
И проснулся рабочий на бой…
Вы, друзья, что в борьбе уцелели,
Тоже здесь вспоминаетесь мне…
Лучше ль вам на родной стороне?
Ближе ль, братья, стоите вы к цели?
Тяжкий крест привелось вам принять,
Легкий жребий мне выпал на долю:
Трудно жить и бороться за волю,
Но легко за нее умирать.
Трудно жить, чтоб порой не дрожала,
На врага подымаясь, рука,
Чтобы сил не съедала тоска,
Если счастье в борьбе изменяло,
Чтобы в том, кто восстал за любовь,
Вплоть до двери холодного гроба
Не смолкала могучая злоба
И кипела бы мщения кровь!
<1877>
ПЕРЕД СУДОМ
Приумолкла тюрьма...
Всюду тишь и покой...
И царит над землей
Полусвет-полутьма...
Что-то мрачно глядит
Нынче келья моя...
Хоть послушаю я,
Громко ль сердце стучит.
Чу!.. За дверью идут,
Слышен говор людей...
Близок час — поведут
Нас на суд палачей...
Но ни просьб, ни мольбы
И в последний тот час
Наши судьи-рабы
Не услышат от нас!
18 октября 1877
БОРЬБА
Могучее слово
Всесильным влияньем
Свет истины новой
Приносит в сознанье
Немого раба.
Но гордую силу,
И твердую волю,
И мощь — до могилы
Не падать в неволе —
Дает лишь борьба.
Пред грозной борьбою
За свет бесконечный
Над дольней землею
Царящее вечно
Насилье бежит.
Лишь в битве с врагами,
В годины невзгоды,
Великое знамя
Вселенской свободы
Народ водрузит!
<1879>
***
Посвящается ***
Милый друг, безумно смелый,
Честный и живой,
Быстро время пролетело
Наших встреч с тобой!
Если я к тебе, бывало,
Мрачный приходил
И, подавленный, усталый,
С грустью говорил
О тоске невыносимой,
Что меня гнетет
В этой жизни нестерпимой
Горя и невзгод, —
Ты рассеянно молчала
Слушая меня,
И скучала, и зевала,
Сон едва гоня.
Но когда в порыве новом
Речь я заводил
О борьбе с врагом суровым
До последних сил,
Снова клялся за свободу
Душу положить
И врагам за все невзгоды
Братий отомстить —
Все черты твои менялись,
Нет следа тоски!
Твои глазки загорались,
Словно угольки!..
<1879>
ЗАВЕЩАНИЕ
Посвящается Н. А. С.
Когда для большего порядка
На бедной родине моей
Я от полиции украдкой
Переселюся в мир теней,
Друзья! Мой прах похороните
Без погребальных громких слов,
На гроб цветов мне не кладите
И не носите мне венков, —
Но вройте жердь в сырую глину
Надгробной насыпи моей
И, свив веревку, на вершину
Жандарма вздерните на ней!
Пусть будет вихрь, в полях играя,
Его одежду развевать,
Пусть будет буря, завывая,
Холодный труп его качать!
Лишь только скрипнет шест высокий —
Могилы скромный мавзолей,
Я каждый раз в земле глубокой
Благословлю моих друзей!
<1880>
ПОСЛЕ КАЗНИ 4 НОЯБРЯ
И опять палачи!.. Сердца крик, замолчи!..
Снова в петле качаются трупы.
На мученье бойцов, наших лучших сынов,
Смотрят массы, безжизненно тупы.
Нет! Покончить пора! Ведь не ждать нам
добра
От царя с его сворой до века.
И приходится вновь биться с шайкой
врагов
За свободу, права человека...
Я топор наточу, я себя приучу
Управляться с тяжелым оружьем,
В сердце жалость убью, чтобы руку свою
Сделать страшной бесчувственным
судьям.
Не прощать никого! Не щадить ничего!
Смерть за смерть! Кровь за кровь! Месть
за казни!
И чего ж ждать теперь? Если царь —
дикий зверь,
Затравим мы его без боязни!..
Братья! Труден наш путь! Надрывается
грудь
В этой битве с бездушною силой.
Но сомнения прочь! Ведь не всё ж будет
ночь,
Свет блеснет хоть над нашей могилой.
И, покончив борьбу, вспомнив нашу
судьбу,
Обвинять нас потомки не станут
И в свободной стране оправдают вполне,
Добрым словом погибших помянут.
1880
ВСТРЕЧА
Посвящается С. М. Кравчинскому
1
Кончены годы тупого мучения...
Где ты, мой склеп крепостной?..
Снова в груди моей жизни волнение,
Снова простор предо мной!
Быстро лошадка моя невеселая
Мелкой рысцою бежит;
Скачет по кочкам телега тяжелая
И заунывно скрипит.
Утро мелькнуло сквозь сучья ветвистые...
Кончился лиственный лес...
Смотрится в лоно реки серебристое
Купол высоких небес.
Алой полоской заря занимается,
Капли на листьях дрожат,
Птица ночная в трущобы скрывается,
Звери в берлоги бежат...
Летнего утра дыханье могучее
Все пробудило от сна...
Жизнь беспредельная, вечно кипучая
Бьет, упоенья полна.
Вот она кроется кочкою мшистою
В чаще болотных кустов,
В воздухе пылью несется душистою,
Запахом свежих цветов.
Стелет болота густыми туманами,
Блещет зеленой травой,
Ветром шумит над лесными полянами,
Искрится в листьях росой...
В царстве природы спокойной,
блистающей,
В мире лесов и полей,
Нет диссонансов вражды несмолкающей
Бедного мира людей...
Дышит свободнее грудь утомленная
В этой далекой глуши.
Рвутся наружу от сна пробужденные
Силы свободной души...
Вот они снова, так много любимые
Родины дальней края:
Молча стоят толчеи недвижимые
Между хлебов, у ручья.
С белой оградою храм Вознесения
Виден с холма своего,
Лепится робко, как прежде, селение
К плитам подножья его.
Дальше ручьи и овраги глубокие,
Мелкий кустарник, леса,
Рощи, болота, пригорки высокие,
Волжских песков полоса...
Тихо встают много лет позабытые
Детства далекие дни,
Словно лишь только вчера пережитые,
Душу волнуют они!
Вот у пруда, за деревнею Босово,
Прежних строений столбы,
Вон, на холме, перелесок березовый,
Где собирал я грибы.
В этом лесу, за забытой избушкою,
Есть обвалившийся вал, —
Часто там с нянею, дряхлой старушкою,
В летние дни я гулял.
Севши покойней под ветви зеленые,
Вечно тиха и грустна,
Давнего прошлого сказки мудреные
Мне говорила она...
В мраке прошедшего чары враждебные
Бедных терзали людей...
Высились до неба замки волшебные,
Змием летал чародей,
В ступе носилась над лесом беззубая,
Дряхлая баба-яга,
Всё подавляла безумная, грубая
Злоба кощея-врага!
И целый день, пригорюнясь, под ивою
Робко тогда я сидел,
С смутной тоскою и жаждой пытливою
В даль голубую глядел.
Чудные грезы немолчно роилися
В детской душе в этот миг...
Детские силы низвергнуть стремилися
Царство волшебников злых,
Сбросить оковы, разрушить губящие
Планы волшебства и зла!..
А предо мной монотонно шумящая
Жизнь так обычно текла!
Прямо, обросший густыми рябинами,
Высился отчий мой кров.
В облаке пыли густой, за овинами
Слышался грохот цепов.
В рваных лаптях у избы, на завалинке,
Грелися два старика;
Мальчик-подпасок, пузатый и маленький,
Гнал по деревне быка;
А на гумне под кудрявой осиною,
В зелени листьев густой,
Ставил крестьянин колоду пчелиную,
Дряхлой склонясь головой...
Глушь вековая, немая, глубокая!
Робко ты крест свой несла!
Тихо и мирно, сторонка далекая,
Год ты за годом жила!..
Всё-то в тебе за сто лет предугадано,
Искони шло чередом, —
И безотрадно, как запахом ладана,
Веяло в избах кругом!..
Ну, а теперь? Всё, как прежде, покорная,
Гнешься ль в бесплодной борьбе,
Или же жизни струя благотворная
Вдруг пронеслась и к тебе?..
Скоро, прервав путешествие длинное,
В старых местах я пройдусь,
И, посмотрев на жилище старинное,
Дальше я в путь соберусь...
2
«Что это? — Ваня! — Вот радость
нежданная!..
Снова тебя я нашел!
Ты это?.. Здравствуй!.. Вот встреча
желанная!
Как ты на Волгу забрел?»
Быстро ямщик мой, от сна пробудившийся,
Лошадь свою придержал.
Спрыгнув с пригорка, худой,
запылившийся,
Ваня ко мне подбежал...
Да, это он, мой товарищ потерянный!..
Тот же и голос, и взгляд,
Та же лежит на нем силы уверенной,
Воли могучей печать.
Так же блистают глаза его впалые,
Весь — как тогда, средь друзей!..
Только как будто лицо исхудалое
Стало суровей, грустней,
Да еще руки и щеки покрылися
Краской загара густой...
Помню я, крепко мы с ним подружились
В семьдесят третьем, зимой.
Время минувшее, время прожитое,
Время бессонных ночей!
Все твои сцены, почти позабытые,
Лица любимых друзей,
Братья, навеки погибнуть успевшие, —
Всё пронеслось предо мной
Вмиг, как стрелой в небесах
пролетевшие
Ласточки ранней весной!..
Вот она, тесная комната Ванина,
Вечно в окурках, в пыли,
Где о борьбе за свободу крестьянина
Споры горячие шли;
Где до полуночи книги любимые
Вслух мы читали не раз;
Где все за благо народа гонимые
Стали святыней для нас...
Комнатка бедная, виду невзрачного,
Как хороша ты была!
Едкое облако дыму табачного
Сверху стоит... У стола,
С разных сторон, поскорей, как
попалось,
Все разместились кругом...
Сколько тут толков у нас завязалося:
С Ваней в народ мы идем!
Область чужая, неведомо-чудная!
Что в тебе скрыто для нас?..
Счастье иль гибель? Толпа многолюдная
Смолкла, притихла зараз.
«Твердые волей, в невзгоде суровые,
Новой работы работники новые,
Бедная родина, бедный народ
В бой вас за волю зовет!
Мрак гробовой,
Густ и суров,
Лег над страной
Вечных рабов.
Мерзость казарм
В каждом селе,
Грубый жандарм —
Царь на земле.
Выйдем же, братья, на мщенье великое...
Варварство злобное, варварство дикое
Всюду над русской землею царит,
Всё в ней живое мертвит!
Пусть нас в цепях
Годы томят,
Пусть в рудниках
Нас уморят.
Тех, кто с врагом
В битве падет,
Вспомнит добром
Русский народ!..
Время придет — пред работой упорною
Рухнет насилия зданье позорное,
И засияет над русской землей
Солнце свободы святой!..»
Долго мы молча сидели смущенные,
Было так тихо вокруг...
Чувство святое, в душе затаенное,
К сердцу прихлынуло вдруг.
Мы обнялися...
О, как нам хотелося
Делу все силы отдать!
Страстная жажда в груди загорелася
Биться, работать, страдать
И, обновившись, с душою свободною
Бросясь навстречу судьбе,
Вызвать бурливое море народное
К грозной за волю борьбе!..
Вышли мы с Ваней... Но звуки призывные
Слышались как наяву...
Время ты чудное, время ты дивное,
Снова тобой я живу!..
Вот они снова — все лица любимые...
Вижу я образ живой
Сони...
Любовью к свободе гонимая,
В круг наш от жизни пустой
Смело навеки ушла ты, свободная,
Бросив отеческий кров
И прозябанье надменно-бесплодное
В мире рабынь и рабов!
В отческом доме бездушно-парадные,
Только лишь внешность любя,
Детства пустого подруги нарядные
Скоро забыли тебя...
Вслед тебе сыпались пасквили вздорные,
Хором неслись клеветы...
Но, как всегда, клевете непокорная,
Не оглянулася ты!
Трудной борьбе ты с врагом угнетающим
Всю посвятила себя...
Кажется мне, в ореоле сияющем
Вижу я, Соня, тебя!..
Вот предо мною строенья кирпичные
Фабрик большого села,
Где, поступивши на зиму в фабричные,
С Ваней ты вместе жила...
Вечер субботы... Работу недельную
Кончил фабричный народ...
Взяв у конторщика плату задельную,
Тихо домой он бредет.
В крайней избе, где бесплодное, дикое
Поле лежит за селом,
Тайно ведете вы дело великое
В царстве рабов вековом...
Вот они, окна избушки морозные
В свете лучины блестят...
В комнате лица рабочих серьезные
С думой глубокой глядят.
Ваня читает: «За волей далекою
Четверо братьев пошли.
Тихо идут они степью широкою
В разные страны земли,
Нет ее!
К северу, в область холодную
Первый приходит — глядит:
Пашут крестьяне равнину бесплодную,
Жалко их платье и вид!..
Нет им покою в их дряхлой обители,
Вечно паши, борони!
Всё отбирают земли той властители,
Что ни добудут они!
В южные страны, сухие и знойные,
Вышел из братьев второй...
Видит он — массы народа нестройные
Встали за волю на бой...
Грянули залпы в толпу непокорную,
Кровью покрылись поля...
Скоро окончилась бойня позорная,
Снова в неволе земля!
Третий из братьев к востоку
отправился...
Видит — приволье и ширь.
Встретил он реку, но вплавь
переправился,
Вот перед ним монастырь.
Ярко блестят его главы высокие,
Мох по карнизам растет;
В церкви монахи, суровые, строгие,
Учат терпенью народ.
Низко склонилась толпа безответная,
Внемля их грозным словам;
Видны на лицах тоска беспросветная,
Страх и покорность врагам...
Вышел четвертый из братьев-товарищей
К западу... Пусто вокруг!..
Вместо селений там пни да пожарища,
Голы поля от засух...
Целое племя грабительства жадного
Когти раскрыло в стране;
Гибнет народ от труда беспощадного,
Нет ему воли нигде!
Страшно измучась в бесплодных
исканиях,
Встретились братья опять
И рассказали про всё, что в скитаниях
Им привелось увидать.
Где ни посмотришь — нужда безысходная
Счастья и правды нигде!
Жадные власти, как волки голодные,
Рыщут и грабят везде.
Тронуло братьев народа терпение,
Горе его, и с тех пор
Всюду они проповедуют мщение,
Грозный сзывают сговор!..
Быстро сговор тот растет,
раздвигается,
Рушится древний покой,
Гнев на народных врагов накопляется
И разразится грозой!..»
. . . . . . . . . . . .
С дымом и чадом лучина трескучая
В хате мерцает сырой,
Изредка падают угли сыпучие
В грязную кадку с водой...
Жутко!.. Сырые, угрюмые, чадные
Стены из мрака глядят,
Странно по стенам и полкам громадные
Черные тени дрожат.
Словно все духи погибших, в молчании,
Слушать слетелись толпой
Речь о великом народном страдании
И о свободе святой!..
Близкого прошлого образы ясные,
Полные веры друзья!
Быстро надвинулось время ненастное —
Наша погибла семья!..
Буря гонений в безумной свирепости
Вдруг пронеслась над страной...
Сгинуло всё!.. — Петропавловской
крепости
Шпиль заблистал надо мной!
3
После взаимных объятий
приветственных
Ваню к селу я подвез.
В тех же прошлись мы владеньях
наследственных,
Где на свободе я рос.
Как здесь всё грустно! Покрылся
крапивою
Старый заброшенный сад...
Мрачно, как стражи гробниц молчаливые,
Липы в аллеях стоят.
Пусто и глухо! Вот дома развалины
Видны без рам и окон.
Кучи навозу и мусору свалены
Прямо под ветхий балкон.
Это ли дом тот, где шумно съезжалися
Наши соседи толпой?..
Там, где гостей голоса раздавалися, —
Остов остался пустой!
В этом ли остове в годы счастливые
Рвался душою я вдаль?..
Сердце, наполнило чувство тоскливое,
Стало былого мне жаль!
В вечность пред страшною времени
силою
Вся старина унеслась, —
И над прошедшего мрачной могилою
Новая жизнь разлилась!
Только остались вы, детства влияния,
В душу запали на дно
И прорвалися сквозь радость свидания
С другом, любимым давно!..
Дальше пошли мы.
Вот роща тенистая
С рядом пригорков вдали...
Как разрослись в ней деревья
ветвистые!..
Вместе в нее мы вошли,
И в этой роще, где в пору старинную
Целые дни я мечтал,
Тихо мне Ваня всю повесть недлинную
Жизни своей рассказал.
«Помнишь те годы, как, бодрые, сильные,
Вместе в народ мы ушли?..
Трудные годы, невзгодой обильные,
Сколько вы сил унесли!
После того как с тобою рассталися,
Помнишь, тогда, в феврале,
Долго мы с Соней еще оставалися
В нашем фабричном селе.
Вскоре мы стали, с работой освоившись,
К новой среде привыкать...
Сколько народу тогда, поустроившись,
Нам удалось разыскать!..
Скоро нас знал далеко по окрестности
Каждый живой человек...
Только пришлось нам — увы! — в этой
местности
Дело покончить навек!..
Раз было время — сырое, дождливое,
Ветер кругом бушевал,
Дробью своею немолчно-шумливою
Дождик тоску нагонял...
Было в тот вечер у нас на собрании
Трое фабричных друзей;
Все мы мечтали, полны упования,
Как через несколько дней —
Только окончат рабочие местные
Время фабричных работ —
Вместе пойдем мы в деревни безвестные,
В серый крестьянский народ.
Вдруг в полутьме наша дверь
растворилася,
Взвизгнув на петлях своих;
Целая куча жандармов вломилася
Вместе с толпой понятых!
Кончено! Рушилось дело великое,
Жизни развязка пришла!
Грубой рукою действительность дикая
Все наши планы смела!
Вот они, слуги престола законные,
В синих мундирах стоят...
Грустно рабочих глаза изумленные
Всюду за ними следят...
Помню я сцену пред близкой разлукою:
Обыск к концу приходил,
Каждый прощался, подавленный мукою,
Молча со всем, что любил...
Быстро сносили жандармы привычные
В груду большую на стол
Письма, брошюры и книги различные...
Стали писать протокол...
Соня шепнула:
„Два адреса схвачены
В письмах, что сверху, — гляди!
Только что письма к отправке
назначены...
Мы не успели снести..."
Вдруг нам предстала картина ужасная:
Обыск... аресты друзей!..
Кто причинит эту гибель напрасную?..
Бросились к письмам мы с ней —
И не успели жандармы смущенные
С мест шевельнуться своих,
Как эти письма, в клочки превращенные,
Были проглочены вмиг!
Всё спасено!..
Офицер наш, как бешеный,
Бледный от злости вскочил...
„Бей их! Вяжи их скорей! — как
помешанный,
С пеной у рта возопил. —
Бей их! Вяжи их!"
Кругом завозилися
Верные слуги тотчас.
Мигом веревки на сцену явилися,
Руки скрутили у нас...
С саблями наголо, с руганью грязною
Бросились все к нам потом,
И началася тогда безобразная,
Дикая свалка кругом!
Сам офицер, наших писем лишившийся,
Соню за горло схватил,
Сжав его, словно бульдог обозлившийся...
Соня упала без сил.
Тщетно, до боли напрягши усилия,
Рвал я веревки свои,
Снова я падал на землю в бессилии,
С злобою жгучей в крови!
Чем эти сцены потом завершилися,
Право, и вспомнить невмочь!
В местном остроге мы все очутилися
В эту же самую ночь!
Медленно в мрачной тюрьме беспощадные
Годы пошли чередой,
Скрылися воли картины отрадные.
Только лишь поздней порой,
В полночь глухую, в часы нестерпимые
Долгих тюремных ночей
Смутно мы видели сцены любимые
Жизни прошедшей своей...
Вскоре потом началися дознания,
Ставки, допросы пошли.
Сколько гнетущей тоски и страдания
Нам эти дни принесли!
Вечная пошлость, придирки, нелепости
–
Всё мы испили до дна...
После трех лет заключения в крепости
Соня была сослана.
Год с небольшим просидев в заключении,
Я на свободу бежал
С жаждой могучей кровавого мщения...
Вновь я друзей увидал.
Только лишь редки, как пни на пожарище
В зелени новой лесной,
Старые наши друзья и товарищи
Были в семье молодой!
Вспомнили вместе мы силу громадную
Прежней великой семьи
И за погибших на месть беспощадную
Отдали руки свои...
Вот уж два года, как вновь обновленные,
Бьемся с врагом мы опять.
Еду теперь я в края отдаленные
Соню из ссылки спасать».
Кончил он...
Тихо на землю спускалася
Ночь с голубой высоты,
Низко над лесом луна показалася,
Светом обливши кусты,
И, миллионами звезд переполненный,
Ярко весь свод заблистал.
Чудной, казалось, гармоньи
исполненный
Голос в природе звучал:
«Видишь, как жизни движенье могучее
К цели предвечной идет?
Сила свободы борьбою кипучею
К счастью людскому ведет.
Гибнет насилия царство бездольное
В свете живящих лучей...
Скоро услышишь ты выстрелы вольные
В родине бедной твоей!
Скоро услышишь... То сила великая
Рвется под гнетом оков;
Падает, рушится зверское, дикое
Царство народных врагов!»
В дальних селеньях огни засветилися,
В мраке мерцая чуть-чуть.
Время расстаться!.. Мы с Ваней
простилися,
Дальше поехал я в путь.
1880
***
Там, средь движенья
Стройных систем мировых,
Нет треволненья
Бурь и страданий земных.
Здесь же народы,
Вечно в цепях и крови,
Ищут свободы,
Истины, братства, любви.
<1880>
Где
и когда?
Где это было? Когда это было?
Или случилось во сне?
Или всё это мечта породила?
Кто так писал на стене?
«Комнатки наши – пчелиные соты,
Где не вместиться
двоим;
В них мы годами, без дел и заботы,
Словно личинки, сидим.
Здесь многолетнею пылью одето
Всё от окон до дверей…
Нет в этих камерах проблеска света,
Как в головах у
властей!
Мы, как орехи под крепкой корою,
Нам обеспечен покой…
Сделались мы под своей скорлупою
Бодры как мухи зимой».
Где это было? Когда это было?
Кто этот выпил фиал?
Разве ты, сердце, уже позабыло
Тех, кто с тобою
страдал?
1877 / 1918
Из старых воспоминаний
Печальный день… В душе уныло.
Один брожу по лесу я.
Безмолвен ум и слабы силы.
Пойду и сяду у ручья…
Там я любил глядеть когда-то,
Как струйки чистые блестят,
Как вдалеке лучи заката
Верхи деревьев золотят.
Там всё – приволье и свобода,
Там всюду жизнь ключом кипит,
И, верно, вечная природа
Мой ум усталый оживит.
Но и ручей, когда-то милый,
Сегодня чужд душе моей.
Мне веет холодом могилы
И от лесов, и от полей…
И всё кругом полно отравой,
Лишь только чудится порой,
Что в высоте орёл двуглавый
Несётся хищно надо мной.
1879
Струйка журчала
Серой скале:
Я уж устала
Течь по земле.
Встречу я вскоре
Берег родной,
Близко уж море,
Близок покой.
С ним я рассталась
Слишком легко,
К небу умчалась
Я высоко.
Паром летала
Я в облаках,
Снегом упала
В дальних краях.
В почву спустилась
Ранней весной,
Долго сочилась
Я под землёй.
Вышла я в двери
Яркого дня, –
Люди и звери
Пили меня.
В людях текла я
В тёплой крови,
Страстно желая
Счастья, любви.
К истине жажду
Вечно тая,
Каплею каждой
Верила я.
Знала страданья,
Знала любовь…
В детском дыханьи
Вышла я вновь.
На землю пала
Яркой росой,
Снова я стала
Чистой струёй.
Всё я узнала!
Долог был путь!..
Время настало
Мне отдохнуть.
Буду я вскоре
Синей волной…
Близко уж море,
Близок покой!..
Часы
Как будто в волшебном, таинственном
сне
Несётся минут
бесконечность,
Рождает их Вечность в своей глубине
И вновь поглощает их
Вечность.
Он в Вечности был заключён, без оков,
В ней счастье он знал
и печали,
И медленно двигались стрелки часов
И Время ему отмечали.
В темницу навеки он был заключён
Врагом животворного
света,
И долго он жил, как во сне, без времён,
Часы его спрятали где-то…
Негаданно день избавленья пришёл,
И с узника сняли оковы,
И снова, свободный, часы он нашёл,
И стрелки задвигались
снова.
И вновь для него, как в таинственном
сне,
Помчалась минут
бесконечность…
Рождала их Вечность в своей глубине
И вновь поглощала их
Вечность.
В летнюю ночь
В глубине небес безбрежной
Даль светла и хороша,
И полна любовью нежной
Мира вольная душа.
Бесконечным обаяньем
Веет тихий лунный
свет,
Звёзды трепетным мерцаньем
С неба шлют тебе
привет.
Их любви, святой и чистой,
Власть сильна и
глубока,
И она из мглы лучистой
Нас зовёт за облака.
Так умчимся ж оба смело
В мир волшебной
красоты,
Где блаженству нет предела
В царстве света и
мечты.
Унесёмся в переливы
Блеска огненных миров,
Пролетим сквозь все извивы
Междузвёздных
облаков.
Пусть они гирляндой тесной
Окружают нас вдали,
Улетевших в мир небесный
С обездоленной земли.
Псонт Футурина
В сарае я встречно
Амурился с Раей,
Но вышло к нам нечто
С зубами и с лаей.
О, призрак озорный!
С каких прецедентов
Бросаться так вздорно
На нас, декадентов!
Ведь хуже леонта
Зверище таковский!
Спаси ж нас от псонта,
Отец Тредьяковский!
Завет
П.С.Поливанову
Когда овладеет душою печаль,
Ты вспомни, что скрыта грядущего даль
В тумане от нашего
взора,
Что жизнь наша часто страданий полна,
Но вдруг озаряется счастьем она,
Как полночь огнём
метеора.
Не надобно в жизни излишних вериг!
Ведь каждый мучительно прожитый миг
На близких тебе
отзовётся!
Всецело должны мы для ближнего жить,
Должны для него мы себя сохранить
И бодро с невзгодой
бороться!
В тяжёлые дни испытаний и бед
Даёт нам Вселенная вечный завет,
Который гласит всем
скорбящим:
«Во имя надежды, во имя любви,
В несчастье грядущим и прошлым живи,
А в счастье живи
настоящим!»
В заточении
Голые стены, тюремные думы,
Как вы унылы, темны и угрюмы!..
Горько в темнице без дела лежать,
Целые годы о воле мечтать…
Всё здесь так тихо, безжизненно,
бледно…
Годы проходят бесплодно, бесследно,
Тянутся долго недели и дни, –
Скуку тупую наводят они…
Мысли слабеют от долгой неволи,
Тяжесть в мозгу от мучительной боли…
Даже минута, как вечность, долга
В этой каморке в четыре шага!
Душно под низким запачканным сводом,
Силы слабеют сильней год за годом,
Давит собой этот каменный пол,
Этот железный прикованный стол,
Эта кровать, этот стул, что прибиты,
К стенам, как будто могильные плиты!
В вечном молчанье суровом, немом,
Даже себя сознаёшь мертвецом!
Наглухо рамы двойные забиты,
Грязью и пылью все стены покрыты,
Муха заснула на грязной стене,
Лапки скрестивши на тёмной спине…
Полночь пришла…
Бой
часов раздаётся,
Резко их звук в коридоре несётся…
Давит, сжимает болезненно грудь,
Гложет тоска…
Не
удастся заснуть…
В отчаяньи
Некуда деться от муки и боли!..
Порча какая случилася, что ли,
Желчь ли во мне
разлилась в эту ночь?
Право, не знаю!.. Но
только не в мочь!
Против любимой недавно отчизны
Льются из сердца слова укоризны…
Русская жизнь! Из
веков темноты
Как неуклюже
сложилася ты!..
Русский радетель о благе народном!
Мнишь ты народ и нагим и голодным,
Только причины
несчастья не те:
Горе в духовной его
нищете!
Скуден народ наш не кровом, не пищей!
В слабости знаний его гноевище,
Косность властей и
беспечность глупцов
Создали целое племя
рабов.
Русская мысль! Ты была беззаступна,
Творчества радость рабу недоступна,
Раб променяет тебя на
мошну,
В знаньи увидит
наживу одну!
Ты же в низину сошла с пьедестала,
Править собою слепых призывала,
И среди русской
огромной земли
Труженик мысли
валялся в пыли!
Что ж ты не свергнешь кумиров из глины?
Мира не сдвинут твои властелины,
Узки умы их и тесны
сердца,
И не создашь ты вождя
из слепца!
Русская мысль! Разверни свои силы!
Вызови жизнь из гниенья могилы,
Некогда плакать, не
время стонать:
Надо ошибки отцов
поправлять!
Встаньте ж, грядущего верные стражи!
Мыслью свободной развейте миражи,
И, обездоленных
братьев любя,
Люди идей, уважайте
себя!
У берега
Съезжалися гости на виллу, на бал,
Под виллой внизу океан бушевал.
На вилле, как звёзды, горели огни,
Под виллой чернели утёсы одни.
Был грозен в полуночной мгле океан,
И голос природы звучал, как орган.
Вся вилла была оживленьем полна,
О вечном гудела морская волна!
Всё новые гости съезжались на бал,
На новые танцы оркестр призывал,
Кружилися дамы в своих кружевах, –
А в море лишь пена вилась на камнях,
На гребни ложилась полночная мгла,
И хрупки казались людские дела!
Гаданья астролога
Под законами Панургскими
За стенами Шлиссельбургскими
Жил астролог в одиночестве
И молил он о пророчестве
О себе и об отечестве
И о целом человечестве.
На мольбы его всечасные
Отвечали звёзды ясные:
«Скоро, скоро всю Вселенную
Облекут парчой нетленною,
К золотым отрогам месяца
Серьги яркие привесятся!
Скоро, скоро куртку куцую
Перешьют вам в конституцию,
Снова выкроят заплатушку
На Россию, вашу матушку!»
И сбылося предвещание:
Шлиссельбург ушёл в предание,
Лишь светила поднебесные
Не попали в куртки тесные,
Как взялись всё идеальное
Превращать в материальное,
И пошли взамен республики
Без конца печатать рублики…
Светлый ангел
Людмиле
Волкенштейн
Полна участья и привета
Среди безмолвия и
тьмы,
Она сошла, как ангел света,
Под своды мрачные
тюрьмы.
Была чарующая сила
В душе прекрасной и
живой,
И жизнь она нам обновила
Своей душевной
чистотой.
В глухой тюрьме она страдала
Среди насилия и зла,
Потом ушла и не узнала,
Как много света
унесла.
Есть в мире души, – их узнаешь
Лишь в дни гонений и
утрат,
Но мир за них благословляешь
И жизнь за них отдать
бы рад!
Рецепт
Много лет
Прожил свет,
Одряхлев при этом.
Глух и стар
Стал Пиндар
И запел поэтам:
«Мой адепт!
Вот рецепт
Звучного искусства:
Нужно вам
Мысли грамм,
Да полдрахмы чувства!
А потом
Хоть ведром
Или всей бадьёю,
Через край
Доливай
Чистою водою!
За твой труд
Воздадут
Кто венком, кто розой!»
И с тех пор
Мелют вздор
И стихом и прозой!
На старой границе
И вот опять она, Россия…
Опять и церкви, и кресты,
И снова вижу на пути я
Следы духовной нищеты.
Опять заставы и заслоны,
Опять надсмотрщики снуют,
И вседержащие шпионы
Свою добычу стерегут.
Опять насилия и слёзы…
И как-то чудится во мгле,
Что даже ели и берёзы
Здесь рабски клонятся к земле!
Ночью
Всё тихо. Небесных светил мириады
Мерцают в лазурной
дали.
Широкою тенью легли
По Волге прибрежных обрывов громады…
В равнинах и звери, и птицы, и гады
Умолкли и в норы ушли.
О, как хорошо средь природы живётся!..
Тепло и спокойно
везде…
Всё спит на земле и в
воде…
Лишь только на мельнице шум раздаётся,
И грустная песня от барки несётся
О злобе людской и
вражде…
За рощею видны фабричные своды,
Да окна трактира
блестят.
И в сердце вливается
яд:
«Одни только пасынки вольной природы,
Не ведая братства, не зная свободы,
Одни только люди не
спят!..»
О люди! Среди бесконечного мира,
Где нет ни рабов, ни
царей,
В тиши этих чудных
ночей,
Вы – чуждые гости средь чуждого пира,
Вселенная – царство свободы и мира,
А вы – достоянье
цепей…
Знак Из Виктора Гюго
Я к правде шёл в глубоком мраке,
Ничей огонь мне не
светил,
И я молил судьбу о знаке,
Который путь бы мне
открыл.
И был мне знак: свершилось чудо!
Когда на верный путь я
стал,
«Изменник!» – крикнул мне Иуда,
«Убийца!» – Каин мне
сказал.
Боевой клич
На нивах кругом наливается колос,
А издали слышатся
звуки войны…
Мне чудится в мире пророческий голос,
Которым и воздух, и
рощи полны.
«Сражайтесь, сражайтесь, народы
Европы!
Бросайтесь в
раскрытые сети ловца.
Хватайтесь за ружья, спешите в окопы!
Кричите друг другу:
война до конца!
Вас рок неизбежный ведёт на расправу
За то, что не сбросили
старых цепей.
Вперёд же! Под пули! Воюйте во славу
Возлюбленных ваших и
мудрых вождей.
Вы будете босы, вы будете голы,
Крапивой покроются
ваши поля.
Тибетцы, китайцы, киргизы, монголы
Придут вам на смену…
Готова земля!
Они завладеют пустыми местами…
Готовьте дорогу для
мирных людей!
Их руки поднимут упавшее знамя
Гражданской свободы и
братских идей.
Смелей же! В могилы! На пушечный грохот!
В смертельные газы
кровавой войны!
Чу! В грохоте пушек уж слышится хохот
И клич боевой самого
сатаны!»
1916
Пётр-Астролог
Из Фраскатти в старый Рим
Вышел Пётр-Астролог.
Свод небес висел над ним,
Будто чёрный полог.
Он глядел туда, во тьму,
Со своей равнины,
И мерещились ему
Странные картины.
Пётр сказал: «Не лёгок путь,
Утомились ноги».
И присел он отдохнуть
С краю у дороги.
Видит: небо уж не грот
С яркими звездами,
Это спущена с высот
Скатерть со зверями.
В ней даны ему, как снедь,
Гидры, скорпионы,
Козерог, центавр, медведь,
Змеи и драконы.
Он подумал: «Это – бес!
Чёртово глумленье».
Но услышал глас с небес:
«Ешь их во спасенье!»
– «Что ты, Боже, мне сказал? –
Молвил Пётр укорно, –
Никогда я не едал
Нечисти злотворной».
Но спустилася с высот
Скатерть ещё ниже;
Лезут звери прямо в рот,
И всё ближе, ближе!
Пётр вскочил. – «Прескверный сон!
Как тут разобраться?»
И спешил скорее он
До дому добраться.
1918
Моих стихов невнятны звуки
Живущим тускло в наши
дни:
В них мир таинственной науки,
В них неба вечные огни.
Мои слова – иероглифы:
Их разберёт грядущий
век.
И что прочесть не смогут скифы,
Узнает новый человек.
1918
ПРИМЕЧАНИЯ
В заключении. Впервые в
легальной печати под загл. «Друзьям: (Посвящается
Вере Фигнер)» в изд.: Морозов Н. А. Из
стен неволи: Шлиссельбургские и
другие стихотворения. Ростов н/Д, 1906.
Окончательный текст под загл. «В
одиночестве. Друзьям из темницы» см. в
изд.: Морозов Н. А. Звездные песни:
Первое полное изд. всех стихотворений
до 1919 г. М., 1920. Кн. 1. В. Н. Фигнер
связывали с Н. А. Морозовым долгие годы
дружбы, совместной работы и
многолетнее заключение в
Шлиссельбурге. К Фигнер обращено
также ст-ние Морозова «Прости» при
увозе ее 29 сентября 1904 г. (вошло в его
сб. «Звездные песни». М., 1910).
Сгинули силы... Написано в
лазарете Дома предварительного
заключения (см.: Морозов. Н. А. Повести
моей жизни: Мемуары. Т. 1-2. М., 1965. Т. 2. С.
189—190). О сборнике «Из-за решетки»
