*    *    *

Мрачна моя тюрьма, - за крепкими стенами
Бежит в морской туман за валом новый вал,
И часто их прибой под хмурыми скалами
Мне в ночи душные забыться не давал.
Мрачна моя тюрьма; лишь изредка проглянет
Луч солнца в щель окна и свод озолотит,
Но я не рад ему, - при нем виднее станет
Могильный мрак крутом и сырость старых плит.

Со мной товарищ мой, мой брат... Когда-то оба
Клялись мы - как орлы, могучи и сильны,-
Врагам земли родной не уступать до гроба
Священной вольности родимой стороны.
Я песнею владел, - и каждый стон народа
В лицо врагов его с проклятьями бросал,
А он владел мечом и с возгласом: "Свобода!"
За каждую слезу ударом отомщал...

И долго бились мы, - чем дальше, тем грознее...
Но нам не удалось рассеять ночь и тьму:
Друзья нас продали с улыбкой фарисея,
Враги - безжалостно нас бросили в тюрьму;
И песен чудный дар, и молодость, и сила
Угасли навсегда для нас в ее стенах,
И мир для нас - обман, и жизнь для нас -
                                     могила,
Насмешка злобная на вражеских устах...

Петь? Для кого, о чем?.. Молить ли сожаленья?
Слагать ли льстивый гимн ликующим врагам?
Нет, лира истины, свободы и отмщенья
Не служит трепету, позору и слезам!..
Нет, малодушный стон не омрачит той славы,
Что ждет нас - светлая, с торжественным
                                     венком -
За жизни честный путь, тернистый и кровавый,
И гибель на пути, в бою с гнетущим злом!..

17 января 1882

* * *

Блажен, кто в наши дни родился в мир бойцом.

Пусть жизнь ему грозит нуждою и мученьем,

- Погибель встретит он с безоблачным челом,

С уверенной душой, с насмешкой над врагом

И с гордым, полным сил презреньем.

Потомства строгий суд его не упрекнет

Ни в слабости раба, ни в трусости позорной.

И если с родины ярма он не сорвет,

Зато и сам пред ним во прах не упадет

Трепещущий, безмолвный и покорный.

Но горе в дни борьбы тому, кто рук в крови

Не в силах обагрить, кто одарен с рожденья

Душой, согретою огнем святой любви,

Душой, сознавшею блаженство всепрощенья!..

Родной народ его своим не назовет,

Он, скажут, праздновал за чашей с палачами,

Он в песнях воспевал насилие и гнет,

Он был в одних рядах с бездушными врагами.

1883

* * *

                1

По смутным признакам, доступным для немногих,
По взгляду вдумчивых, тоскующих очей,
По очертанью уст, загадочных и строгих,
По звуку теплому ласкающих речей,-
Я разгадал тебя... Я понял: ты страдала,
Ты суетной толпе душой была чужда;
Иная скорбь тебя над нею возвышала,
Иная даль звала, иная жгла вражда...
И луч участия и горечь сожаленья
Мне тихо сжали грудь... Несчастная, к чему,
К чему не кукла ты, без смысла и значенья,
Без гордых помыслов - рассеять эту тьму?
Он мне знаком, твой путь... Лишения, тревоги,
В измученной груди немолчный стон: "За что?"
А после, как сведешь последние итоги,
Поруганная жизнь и жалкое ничто.
И всё-таки иди - и всё-таки смелее
Иди на тяжкий крест, иди на подвиг твой,
И пусть бесплоден он, но жить другим светлее,
Молясь пред чистою, возвышенной душой!

1885

* * *

С каждым шагом вокруг все черней и черней

Рать суровых врагов надвигается,

С каждым шагом все меньше надежд и друзей,

Все мучительней сердце сжимается...

Я еще не сдаюсь: стоны братьев звучат

Мне призывом в разгаре сражения,

Но... иссечен мой щит, мои ноги скользят,

И близка уж минута падения!

Злую шутку сыграла ты, жизнь, надо мной,

- Ты, не дав мне ни злобы карающей,

Ни меча, - безоружного кинула в бой

С светлым гимном любви всепрощающей.

Не умев ненавидеть, я думал любить,

Думал скрежет вражды и проклятия

Примиряющей песнью моей заглушить

И протягивал... камням объятия!..

1881 

* * *

Одни не поймут, не услышат другие,

И песня бесплодно замрет,

- Она не разбудит порывы святые,

Не двинет отважно вперед.

Что теплая песня для мертвого мира?

Бездушная звонкость речей,

Потеха в разгаре позорного пира,

Бряцанье забытых цепей!

А песне так отдано много!..

В мгновенья,

Когда создавалась она,

В мятежной душе разгорались мученья,

Душа была стонов полна.

Грозою по ней вдохновение мчалось,

В раздумье пылало чело,

И то, что толпы лишь слегка прикасалось,

Певца до страдания жгло!

О, сердце певца, в наши тяжкие годы

Ты светоч в пустыне глухой;

Напрасно во имя любви и свободы

Ты борешься с черною мглой;

В безлюдье не нужны тепло и сиянье,

- Кого озарить и согреть?

О, если бы было возможно молчанье,

О, если бы власть не гореть!

1882  

* * *

Я слышу их, я вижу их... Страдая

Под гнетом нищеты и тяжестью борьбы,

Они идут, ко мне объятья простирая,

Бойцы усталые - и дети и рабы.

Вот комната... И мгла и холод...Чуть мерцает

Огарок, может быть, последний; и пред ним

За книгой - юноша. Склонившись, он читает,

А смерть стоит над ним, и книгу закрывает,

И обдает его дыханьем ледяным.

А рядом комната еще... Здесь - мир разврата:

Объятья грубые, пролитое вино...

О, не входи сюда с горячим словом брата:

Он не поймет тебя, а ей уж нет возврата,

Она оценена и продана давно!

Тюрьма... За крепкими гранитными стенами

Бесплодно гаснет жизнь... Сияние огней

И грохот улицы - и личики детей,

Затерянных в толпе и с робкими слезами

Молящих помощи сочувственной твоей...

И эта мгла вокруг - не бред солгавшей книги,

Не фразы пышные, а жизнь, - и тяготят

Тебя призвания тяжелые вериги,

И жжет огнем тебя святое слово: "брат"!

Что дашь ты им, как брат?..

Мысль, песню,

состраданье?

Всю жизнь твою?.. О нет, не лги перед собой

И не мечтай унять, бессильный и больной,

Ничтожной жертвою величие страданья.

Да и не в силах ты отречься от себя,

Не сменишь ты весны на грозы и ненастье,

Еще зовет тебя сверкающее счастье,

Еще ты жаждешь жить, волнуясь и любя!

1882   

* * *

Нет, я больше не верую в ваш идеал,

И вперед я гляжу равнодушно:

Если б мир ваших грез наконец и настал,

- Мне б в нем было мучительно душно:

Столько праведной крови погибших бойцов,

Столько светлых созданий искусства,

Столько подвигов мысли, и мук, и трудов,

- И итог этих трудных, рабочих веков

- Пир животного, сытого чувства!

Жалкий, пошлый итог!

Каждый честный боец

Не отдаст за него свой терновый венец...

1883

             *     *     *           

Быть может, их мечты - безумный, смутный бред
И пыл их - пыл детей, не знающих сомнений,
Но в наши дни молчи, неверящий поэт,
И не осмеивай их чистых заблуждений;
Молчи иль даже лги: созрев, их мысль найдет
И сквозь ошибки путь к сияющей святыне,
Как путь найдет ручей с оттаявших высот
К цветущей, солнечной, полуденной долине.

Довольно жалких слез!.. И так вокруг тебя
Отчаянье и стон... И так тюремной двери
Не замолкает скрип, и родина, любя,
Не может тяжкие оплакивать потери...

1883

* * *

В больные наши дни, в дни скорби и сомнений,

Когда так холодно и мертвенно в груди,

Не нужен ты толпе - неверующий гений,

Пророк погибели, грозящей впереди.

Пусть истина тебе слова твои внушает,

Пусть нам исхода нет, - не веруй, но молчи...

И так уж ночь вокруг свой сумрак надвигает,

И так уж гасит день последние лучи...

Пускай иной пророк, - пророк, быть может, лживый,

Но только верящий, нам песнями гремит,

Пускай его обман, нарядный и красивый,

Хотя на краткий миг нам сердце оживит...

1884

* * *

Как каторжник влачит оковы за собой,

Так всюду я влачу среди моих скитаний

Весь ад моей души, весь мрак пережитой,

И страх грядущего, и боль воспоминаний...

Бывают дни, когда я жалок сам себе:

Так я беспомощен, так робок я, страдая,

Так мало сил во мне в лицо моей судьбе

Взглянуть без ужаса, очей не опуская...

Не за себя скорблю под жизненной грозой:

Не я один погиб, не находя исхода;

Скорблю, что я не мог всей страстью, всей душой

Служить тебе, печаль родимого народа!

Скорблю, что слабых сил беречь я не умел,

Что, полон святостью заветного стремленья,

Я не раздумывал, я не жил, - а горел,

Богатствами души соря без сожаленья;

И в дни, когда моя родная сторона

Полна уныния, смятенья и испуга,

- Чтоб в песне вылиться, душа моя должна

Красть редкие часы у жадного недуга.

И больно мне, что жизнь бесцельно догорит,

Что посреди бойцов я не боец суровый,

А только стонущий, усталый инвалид,

Смотрящий с завистью на их венец терновый...

27 июля 1884