В настоящей заметке мы передаем только внешние подробности происходившего вчера на суде, не касаясь самого судебного процесса, который будет нами заимствован из "Правительственного вестника".
Заранее
было известно, что по делу Мирского и обвиняемых
вместе с ним 7 лиц, предназначенному к слушанию в
С.-Петербургском военно-окружном суде, доступ
посторонних лиц последует лишь по именным
билетам. Этим объясняется, что вчера, 15-го ноября,
перед зданием общих судебных установлений, на
Литейной, куда на этот раз перенес свое заседание
военный суд, никакого наплыва публики не
замечалось. <...> Билеты для входа в залу суда
были двоякие: белые — для высших сановников и лиц
судебного персонала, а равно вызванных в суд по
повесткам, и красные для всех остальных. Первые
имели вход со Шпалерной улицы, а последние — с
Литейного проспекта. По предъявлении билета
офицер отмечал в списке фамилию проходившего
лица. Внутри заседания суда, т. е. на площадке
перед залою, и в самой зале суда порядок охранял
плац-адъютант, по непосредственному
распоряжению второго коменданта свиты Его Величества генерал-майора
Адельсона. На площадке второго этажа, у того
места, где кончается главная лестница, был
установлен барьер. Здесь происходило вторичное
предъявление билета, отрывание плац-адъютантом
купона и новая отметка в списке. <...> По
распоряжению председателя суда было установлено
следующее распределение мест: за креслами судей
— для высших сановников и лиц военного судебного
персонала; кресла присяжных заседателей для
генерал-адъютантов и лиц, занимающих высокое
положение в административной иерархии. Места для
публики внизу — исключительно были
предоставлены генералам, а на хорах — штаб- и
обер-офицерам и другим лицам, получившим билеты.
<...> Перед креслами присяжных, за небольшим
столиком, поместились два стенографа от
«Правительственного Вестника», а между этим
столиком и аналоем установлен стол с
вещественными доказательствами. Издали видны
только большие связки бумаг. В 10 часов 10 минут
утра вошел суд в следующем составе: председатель
генерал-лейтенант Дебоа, при двух постоянных
членах и шести временных, именно 6 штаб-офицеров
от войск петербургского округа. Объявив
заседание открытым, председатель сделал прежде
всего распоряжение о приводе к присяге одного
неприсягавшего еще временного члена судебного
присутствия. Затем генерал Дебоа объявил
содержание дела, подлежащего рассмотрению
военного суда, и приказал жандармскому офицеру
сделать распоряжение о вводе подсудимых.
Наступила пауза, во время которой 7 жандармов,
обнажив сабли, расположились двое с каждой
стороны скамьи подсудимых, а трое сзади скамьи, в
равном друг от друга расстоянии. Предшествуемые
жандармским офицером и отделяемые друг от друга
конвойными, подсудимые вступили на скамью
подсудимых в таком порядке: дворянин Леон
Мирский, отставной прапорщик артиллерии Тархов,
мещанин Евгений Беклемишев, присяжный
поверенный Александр Ольхин, Ипполит Головин,
Николай Верещагин, дворянка Семенская и почетный
гражданин Григорий Левин-сон. Все подсудимые
одеты в черные сюртуки, а Мирский — во фрак.
<...> По окончании председателем обычного
опроса подсудимых, секретарь прочел список
вызванных в суд свидетелей. Оказывается, что со
стороны обвинения вызвано 60 с небольшим
свидетелей, а со стороны защиты около 40.
Некоторые свидетели не явились и их неявка за
дальностью расстояния была признана законною.
Председатель сделал распоряжение о вводе
свидетелей по группам не более 20 человек в
каждой. Произведена поверка, которая заключалась
в том, что председатель выкликал фамилию
свидетеля, а последний заявлял о своем
присутствии словом "здесь".
Появление второй группы свидетелей было отмечено неожиданным эпизодом. Один из подсудимых, именно Головин, закрыв лицо руками, зарыдал, как бы в истерическом припадке. В числе вошедших восьми свидетельниц была и его жена — О. М. Головина. Председатель пригласил Головина успокоиться и предложил в случае надобности заявить о медицинской помощи. Подсудимый встал и поклонился. <...>
В
вечернем заседании 15-го ноября судебное
следствие было открыто допросом свидетельницы
Кестельман. Это молодая девушка, состоявшая на
правах невесты, в близких, интимных отношениях к
подсудимому Мирскому. С ней сделалось дурно, но
она скоро пришла в себя. Точно так же и с
подсудимым Мирским произошел припадок. По
распоряжению председателя он был выведен на
некоторое время из залы суда до окончательного
приведения в чувство. Весь интерес вечернего
заседания сосредоточился на показаниях и
перекрестном допросе свидетеля бомбардира
Щетинникова. Его пространное показание было
выслушано с напряженным вниманием. Мирский в
одном месте показания Щетинникова разразился
бранным восклицанием, относившемся к свидетелю.
Остановленный немедленно председателем,
подсудимый просил простить ему "эту невольную
вспышку".
<...> Продолжая отмечать внешние подробности
судебного заседания, приходится отметить
следующий ряд случайностей. Во время допроса
свидетельницы Головиной с мужем случился
припадок. Голосом, исполненным безнадежного
отчаяния, он закричал: "Мирский, зачем вы
погубили меня!" Мирский в свою очередь встал и
заявил председателю, что Головина никогда не
видел.
В 5 час. 20 минут пополудни 17 ноября суд удалился в совещательную комнату. Публика не расходилась. Только в 10 часов 10 минут вечера суд окончил свои совещания, и все хлынули в залу. Подсудимые, заняв свои места, в ожидании появления суда оглядывались на публику. Мирский казался озабоченным и усиленно рукою расправлял свои волосы. Ровно в 10 час. 20 минут вечера вошел суд. Все встали. Воцарилась тишина. Председатель громким голосом прочел резолюцию, которою признаны виновными:
1) Мирский — в принадлежности к социалистско-революционному сообществу, имеющему целью путем насильственных мер ниспровергнуть государственный общественный строй, в покушении на жизнь шефа жандармов, в интересах той же партии, в вооруженном сопротивлении должностным лицам и в составлении подложного вида на жительство.
2) Тархов — в участии по составлении означенного подложного вида, с заведомою целью дать возможность Мирскому укрыться от преследования правительства, зная притом, что он, Мирский, покушался на жизнь шефа жандармов. По обвинению же в принадлежности к революционному сообществу считать Тархова оправданным по суду.
За означенные преступления суд постановил обоих подсудимых лишить всех прав состояния и первого из них. Мирского, подвергнуть смертной казни, а второго, Тархова, сослать в рудники на 13 лет и 4 месяца.
Что касается остальных подсудимых — Беклемишева, Ольхина, Семенской, Верещагина, Левинсона и Головина, обвинявшихся также в принадлежности к революционному сообществу и в укрывательстве Мирского, то суд, за недоказанностью обвинения, постановил всех поименованных лиц считать по суду оправданными.
Приговор в окончательной форме будет объявлен в воскресенье, 18-го ноября, в 7 часов вечера.
Едва председатель произнес резолюцию суда по отношению к Мирскому, как с бывшею в зале суда невестою подсудимого Кестельман случился истерический припадок. Ее вынесли на руках, но в продолжение нескольких секунд пронзительные крики ее доносились из коридора. Сам Мирский встретил приговор видимо спокойно. Окончив чтение резолюции, генерал Дебоа объявил заседание закрытым. Но вслед за тем и Мирский, и Тархов заявили о своем желании воспользоваться правом подачи кассационной жалобы, причем первый добавил, что он уполномачивает для этого г. Любимова. Председатель сказал, что обоим будет завтра вручена копия с приговора и что они имеют 24 часа времени на подачу кассационных жалоб, считая начало этого срока с момента вручения означенной копии. Оба осужденные поклонились председателю. Остальные подсудимые, казалось, не ожидали оправдательного приговора.
Мирский, поблагодаривший суд за оправдание своих бывших товарищей по скамье подсудимых, бросился к ним и стал со всеми целоваться и выражать свою радость. Со словами: "Доктор, помогите моей жене", Мирский вышел из зала суда."
Решение Военно-окружного суда с конфирмацией временного генерал-губернатора С-Петербурга И. В. Гурко
Рассмотрев приговор С.-Петербургского Военного Окружного Суда о дворянине Леоне Мирском и отставном прапорщике Юрии Тархове, принимая во внимание несовершеннолетие обоих преступников и их полное раскаяние в поданных ими прошениях, первым из них о помиловании, а вторым о смягчении наказания, я определяю: дворянина Леона Мирского по лишении всех прав состояния сослать в каторжные работы в рудниках без срока, а отставного прапорщика Юрия Тархова лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы в крепостях на десять лет.
Генерал-адъютант
Гурко.
19 ноября 1879 г.