"Личное просвещение, крайне выраженное,
которое определяет наш нигилизм, приходит к
воплощенному противоречию, обусловленному
с одной стороны требованием безусловной
правды и с другой - невозможностью
осуществить ее в действительности. То, чего
оно требует, чего оно ищет, находится в
народной вере. Личное просвещение, во-первых,
требует безусловной правды; но, заявляя это
требование, оно само не верит (в эту правду)
ей; если б оно верило в эту правду, то верило
бы и тому, что она сильнее всякой неправды,
что она может и должна осуществиться своею
собственною силою, а не чуждыми средствами
насилия. Народ требует правды, но он и верит
в нее, верит, что она своею собственною
нравственною силою победит неправду. Для
того, чтобы безусловная неправда могла
осуществиться во внешней действительности,
нужно, чтобы эта правда была самой в себе, и
эта правда сама по себе существующая, сущая
- есть Бог. Если неправда лежит в
обособлении человека и в выделении его из
связи с целым, то правда состоит в единстве
всего со всем, и такое единство, объемлющее
все существующее - есть Бог. Личное
просвещение отвергло Бога, и хорошо сделало;
Бог, отвергнутый просвещением, не есть
живой Бог народной веры; Бог народа не есть
внешний Бог теологии или отвлеченный Бог
метафизики, это есть живой Бог. Народ верит
в его истинность; она не только не
отрицается разумом и наукою, но напротив -
требуется ими. Ведь разум и наука признают,
что все существующее есть нечто целое.
Какого же рода это целое? Можно представить
его себе, как механическую совокупность
частей. Тогда мир явится машиной. Но ведь
машина требует устроителя, которого искать
приходится вне механического целого
мировой машины, следовательно, единство
вселенной не может быть единством
механическим, оно должно быть единством
живым, органическим. Вся вселенная есть
живое существо, и это существо есть Бог.
Далее личное просвещение заявляло
безусловное право значения личности, но и
этого заявления оправдать оно не может: оно
не верит в безусловное значение личности.
Народ же верит в него, потому что верит в
действительную личность безусловную,
которая самым делом оправдала свое
безусловное право, которая на самом деле
оказалась сильнее всякой неправды, всякой
внешней случайности и всякого природного
начала, сильнее греха и смерти. Личное
просвещение отвергает и Христа, но опять
таки, этот Христос, отвергнутый
просвещением, не есть Христос народной веры.
Просвещение отвергает того Христа, который
представляется родившимся на земле в
известный момент истории и в определенный
момент вознесшийся на небо. Народ верит не в
такого Христа, не в Христа, как в
историческую личность, а в Христа, как в то
живое начало, которое может и должно
проявляться во всех людях и после Христа. И
этой народной веры не может уничтожить
просвещение. Наконец, в-третьих, личное
просвещение ставит своею задачею
способствовать тому, чтобы абсолютная
правда осуществилась и во внешней
действительности, существовала бы и во
внешнем мире и в действительности, но
возможность этого осуществления
исключается тем, что признается
просвещением, потому что если признать, как
признает это материализм, к которому оно
приходит под конец, внешнюю природу и мир,
случайною совокупностью частей,
равнодушной самой по себе к абсолютной
правде, к идее этой правды, то можем
поставить вопрос: как может существовать
эта идея в столь чуждой ей среде?
Народ
верит в природу; он не смотрит на нее, как на
случайную совокупность элементов; он
признает, что она сама, эта внешняя природа,
имеет стрем[ле]ние к абсолютному единству, к
природе, которая в ней осуществляется.
Народ верит, что природа, внешний мир и
человечество имеют единую душу, и что эта
душа стремится осуществить в себе и из себя
божество. Народ верит в богородицу, и
конечно же богородица не есть та, которую
отвергла и отвергает просвещение, начиная с
протестантизма. Нет, по народной вере
богородица есть начало вселенское, мировое,
это есть душа мира, материя всего
существующего, которая, начиная от низших
форм материального бытия переходит в
человечество и в душу человеческую, которая
стремится воплотить, родить в себе
божественное начало - такова народная вера.
Народ верит в существование вечной правды,
верит в живого Бога; верит, во-вторых, в
безусловное человеческое начало - в Бога, в
безусловную человеческую личность, верит в
Христа и наконец, верит в присутствие
вечного начала во всем существующем. Верит
в богородицу, и этой верой определено все
духовное содержание всей народной жизни,
все духовные идеалы народа.
Но народ не
довольствуется признанием идеалов, и в
народе, как и в интеллигенции, живет
стремление, признаваемый за истину идеал
перенести в свою неистинную
действительность, осуществить его вне
идеального, вне божественного бытия мира и
человечества. И на земле [на] свое
существование народ смотрит как на
средства, на формы осуществления этого
божественного начала на земле, и пока идея
божественной абсолютной правды не
осуществится в нем, пока все мужчины не
станут Христами, а женщины - богородицами,
народ признает и будет признавать
внутренние формы вне среды государства;
никогда не признавал он и никогда не
признает за что-то самостоятельное и
равноправное с его идеальными формами
существующие в действительности формы. Для
народа все внешние формы являются внешним
средством для осуществления идеала в жизни,
в представителе государства, в своем
политическом вожде видит он не
представителя закона, как чего-то внешнего,
он видит в нем как носителя и выразителя
внутренней правды.
В прошлое воскресенье вы
слышали красноречивое изложение (Аксакова)
идеи царя в народе. Если бы я не был согласен
с ним, то и не говорил бы о нем. Я говорю,
потому что присоединяюсь к нему. Но оно не
было доведено до конца. Я беру на себя
смелость закончить его. Для народа царь не
есть представитель закона; нет, он видит в
нем носителя своей жизни, сосредоточение
своего существа. Царь не есть носитель
грубой физической силы для осуществления
внешнего закона, но выразитель силы
внутренней правды. Но если так, если царь
есть личное выражение существа и прежде
всего существа духовного, то он должен
стоять твердо на том идеальном содержании,
которое народ признает верховной нормой
своей деятельности. То начало, которое
народ признает за духовное должен признать
за истину и царь. Для нового представителя
настанет время оправдать свое право на
духовное водительство своего народа!
Сегодня судятся и верно будут осуждены на
смерть преступники 1-го марта. Царь может
простить их, и если он действительный вождь
народа русского, и если он, как и народ, не
признает двух правд и одну правду, то он
простит их. Если можно простить убийство
для самосохранения, то холодное обдуманное
убийство беззащитных, называемое смертной
казнью, претит душе народа.
Время теперь
минута - самоосуждения и самооправдания.
Пусть Царь и Самодержавец всероссийский
заявит на деле, что он прежде всего
христианин, и как вождь христианского
народа, он должен быть христианином. Он не
может не простить. Не от нас зависит решение
этого дела, и не мы призваны судить царя,
всякий судится своими собственными
решениями и действиями. Но если
государственная власть отречется от
христианского начала, если она произвольно
вступит в круг убийства, то мы выйдем из
него. Отречемся от этого круга убийц. В нем
борются два злых начала: первое начало -
хаос греха, второе - начало внешнего закона.
Но есть и третье - начало благодати. Два
первых начала не могут решить борьбы своей,
потому что внешний закон может, а грех не
есть внутреннее начало благодати, которая
упраздняет и грех, и закон. Русский народ
всегда держится бессознательно этого
третьего начала. Признаем же и мы его
сознательно, что мы стоим под знаменем
Христа. Что мы признаем его Богом любви, и
тогда мы войдем в единстве с народом. В
нашем научном свете он увидит свой
собственный свет и услышит нас. И пойдет за
нами.
28-ое Марта 1881.
Заметки неустановленного лица о религиозности русских //ЦГИАСПб. - Ф. 2165, оп. 1, д. 100, - 1881. - Л.1-3об.
Другой вариант:
"Пока идеал Божественной абсолютной правды еще не осуществился, пока все люди не стали Христами и все женщины Богородицами, народ признает внешние формы образования (внутреннего мира), внешнюю среду, живет в государстве. Но он никогда не признавал и никогда не признает этой внешней среды как нечто самостоятельное. Для народа все земные формы являются как подчиненная среда для осуществления идеала.
И в представителе государства, в своем политическом вожде народ видит не представителя внешнего закона, как чего-то самостоятельного, а носителя своего духовного идеала. В прошлое воскресенье на этом самом месте вы слышали красноречивое изложение идеи царя по народному воззрению. Я с ним согласен (иначе я бы и не указывал на него). Скажу только, что то, что говорилось, не было доведено до конца. Истинная мысль не была досказана. Беру на себя смелость ее досказать.
Несомненно для народа царь не есть представитель внешнего закона. Да, народ видит в нем носителя и выразителя всей своей жизни, личное средоточие всего своего существа. Царь не есть распорядитель грубою физическою силою для осуществления внешнего закона. Но если царь действительно есть личное выражение всего народного существа, и прежде всего, конечно, существа духовного, то он должен стать твердо на идеальных началах народной жизни: то, что народ считает верховной нормой жизни и деятельности, то и царь должен ставить верховным началом жизни.
Настоящая минута представляет небывалый дотоле случай для государственной власти оправдать на деле свои притязания на верховное водительство народа. Сегодня судятся и, вероятно, будут осуждены убийцы царя на смерть. Царь может простить их, и если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить. Народ русский не признает двух правд. Если он признает правду Божию за правду, то другой для него нет, а правда Божия говорит: «Не убий». Если можно допускать смерть, как уклонение от недостижимого идеала, убийство для самообороны, для защиты, то убийство холодное над безоружным претит душе народа. Вот великая минута самоосуждения и самооправдания. Пусть царь и самодержец России заявит на деле, что он прежде всего христианин, а как вождь христианского народа, он должен, он обязан быть христианином. Он не может не простить их! Он должен простить их!"
Л. 3.Слонимский: "Я присутствовал на этой лекции от начала до конца и видел. Соловьева при его уходе, когда его окружили восторженные лица молодежи. Содержание его речи было вполне определенное: он говорил на этот раз не о Богородице, а о народно-христианском идеале царя, о высшем нравственном значении царской власти и об ее обязательных качествах и условиях. Упомянув о красноречивом изложении идеи царя в недавней лекции Ивана Аксакова, приезжавшего из Москвы для пропаганды своих взглядов, Вл. Соловьев ярко изобразил пред нами те возвышенные свойства, которыми должен обладать монарх, чтобы соответствовать своему назначению. Он нарисовал такой идеально-высокий образ царя, какого не могло существовать в действительности, и затем прямо перешел к волновавшему всех процессу цареубийц. Он говорил медленно, отчеканивая отдельные слова и фразы, с короткими паузами, во время которых он стоял неподвижно, опустив свои удивительные глаза с длинными ресницами. «Царь может их простить»,— сказал он с ударением на слове «может» и после недолгой остановки продолжал, возвысив голос: «Царь должен их простить». Особая напряженная тишина господствовала в зале, и никому не приходило в голову перерывать ее рукоплесканиями. Никаких возгласов не было; никто не поднимался перед эстрадой с угрожающими словами, никто не кричал: «Тебя первого казнить, изменник! Тебя первого вешать, злодей!» Это было бы совершенно немыслимо при общем тогдашнем настроении. Не было также криков: «Ты наш вождь! Ты нас веди!» Соловьеву была устроена овация только по окончании лекции, когда он сходил с кафедры и направлялся потом к выходу мимо взволнованной публики; и если к нему «протягивались десятки трепетных рук», преимущественно курсисток, то вовсе не для того, чтобы качать его «высоко» над головами толпы. Рассказ о том, как «те же руки бережно несут свою ношу с эстрады в зал» и «два или три раза обносят его кругом», составляет, очевидно, плод галлюцинации. Ничего подобного не было и быть не могло."
Л.Н.Толстой: "Молодец Соловьев."
В. С. Соловьев - Градоначальнику Н. М. Баранову: "Ваше превосходительство. Когда я просил о разрешении мне лекций, я заявил, что не буду говорить о политике. И я не говорил о политике. Об самом событии 1 марта я не сказал ни слова, а о прощении преступников говорил только в смысле заявления со стороны Государя, что он стоит на христианском начале всепрощения, составляющем нравственный идеал русского народа. Заключение моей лекции было приблизительно следующее: «Решение этого дела не от нас зависит, и не нам судить царей. Но мы (общество) должны сказать себе и громко заявить, что мы стоим под знаменем Христовым и служим единому Богу — Богу Любви. Тогда мы возможем духовно воссоединиться с нашим народом — тогда он узнает в нашей мысли свою душу и увидит свою жизнь в нашем свете».
Из 800 слушателей, разумеется, многие могли неверно понять и криво перетолковать мои слова. Я же с своей стороны, могу сослаться на многих известных и почтенных лиц, которые, как я знаю, верно поняли смысл моей речи и могут подтвердить это мое показание.
С совершенным почтением имею честь быть Вашего превосходительства покорный слуга Влад. Соловьев.
После лекции один неизвестный мне господин настоятельно требовал, чтобы я заявил свое мнение о смертной казни, в ответ на что я и сказал, взойдя на эстраду, что смертная казнь вообще, согласно изложенным принципам, есть дело непростительное и в христианском государстве должна быть отменена."
В.С.Соловьев - Александру III: "Ваше Императорское Величество Всемилостивейший Государь!
До слуха Вашего Величества без сомнения дошли сведения о речи, сказанной мною 28 марта, вероятно, в искаженном и, во всяком случае, в преувеличенном виде. Поэтому считаю своим долгом передать Вашему Величеству дело, как оно было.
Веруя, что только духовная сила Христовой истины может победить силу зла и разрушения, проявляемую ныне в таких небывалых размерах, веруя также, что русский народ в целости своей живет и движется духом Христовым, веруя, наконец, что Царь России есть представитель и выразитель народного духа, носитель всех лучших сил народа, я решился с публичной кафедры исповедать эту свою веру,
Я сказал в конце своей речи, что настоящее тягостное время даст русскому Царю небывалую прежде возможность заявить силу христианского начала всепрощения и тем совершить величайший нравственный подвиг, который поднимет власть Его на недосягаемую высоту и на незыблемом основании утвердит Его державу. Милуя врагов своей власти вопреки всем естественным чувствам человеческого сердца, всем расчетам и соображениям земной мудрости, Царь станет на высоту сверхчеловеческую и самым делом покажет божественное значение Царской власти, покажет, что в Нем живет духовная сила всего русского народа, потому что во всем этом народе не найдется ни одного человека, который мог бы совершить больше этого подвига.
Вот в чем заключалась сущность моей речи и что, к крайнему моему прискорбию, было истолковано не только несогласно с моими намерениями, но и в прямом противоречии с ними.
Вашего Императорского Величества верноподданный
В. С. Соловьеву было сделано внушение и наложен запрет на чтение им публичных лекций.