Заявление
1927 г.
15 октября сего 1927 года Центральный Исполнительный Комитет, в ознаменование десятилетия Октябрьской Революции, обнародовал Манифест (Изв.ЦИК от 16/Х-27 № 238).
В пп. 9 и 10 этого Манифеста выражена твердая воля ограничить применение смертной казни и смягчить репрессию в отношении некоторых категорий, осужденных как по суду, так и в порядке административном.
Во исполнение означенных пунктов Манифеста предстоит выработка и опубликование акта амнистии.
Ввиду этой амнистии и в связи с торжеством празднования десятилетия существования Советской Власти мы считаем своею обязанностью сказать искренно Высшему Органу Сов<етской> Власти все, что нас тревожит и волнует.
Прежде всего, нахождение в Уголовном Кодексе смертной казни в качестве меры социальной защиты.
Пунктом 9 обнародованного Манифеста она ограничивается, но не устраняется.
А между тем Октябрьская Революция уже в самом начале декретировала великодушно отмену смертной казни «навсегда», и хотя через некоторое время все-таки был введен расстрел, она отменила его применение в 20-м году, как только затих гул пушечных орудий. Потом применение смертной казни было опять восстановлено, но всегда и до сих пор мера эта рассматривалась и рассматривается как стоящая вне общей системы мер социальной защиты, как мера временная, исключительная.
Но если исключительная и временная, то поистине и смело можно сказать, что время для нее уже минуло, что наступила пора с нею расстаться действительно «навсегда». Смертная казнь стоит в решительном противоречии со всей нашей карательной системой, которой чужда идея отмщения. Она целиком построена на другой идее, близкой социалистическому строительству, — на идее трудового исправления.
Нет оправдания для применения смертной казни и в условиях нашей теперешней жизни.
Уже десятилетие отделяет нас от бурного периода 17-го года. Уже 5 лет, как закончилась гражданская война. Уже власть наша успешно строит по-новому новую жизнь во всех областях. Уже ей не страшны ее противники в строительстве. И в особенности не страшны политические противники и из них менее всего социалисты других взглядов, ибо в споре с Советской Властью они не ставят себе целью свержение Советского строя.
Итак, мы думаем, что применение смертной казни надлежит исключить из нашего закона без всяких ограничений, и об этом просим Высший Орган Советской Власти.
Но, если это будет признано пока несвоевременным в отношении всех без изъятия преступлений, мы просим отменить навсегда применение смертной казни в порядке внесудебном.
Ибо если совесть человеческая не мирится вообще со смертною казнью, то еще ужаснее ее внесудебное применение. Доказывать это, пожалуй, излишне: так очевидна недопустимость присуждения к смерти без судебных гарантий, без возможности для обвиняемого в публичном заседании, под контролем общественного мнения, дать свои объяснения, не говоря уже об общепризнанном праве каждого иметь защитника для отстаивания в законном порядке своих законных прав. Присуждение к смертной казни в порядке внесудебном понижает сознание человеческого достоинства и ценности человеческой жизни, создает атмосферу угнетения и понижает общий уровень гражданской caмодеятельности. А между тем всем известно, что смертная казнь по постановлениям ОГПУ — не редкость и что она применяется не только к преступлениям уголовным, но и к политическим, и что производство по делам в ОГПУ происходит в порядке келейном, при котором обвиняемый видит только допрашивающего его следователя, никогда не видит своих судей и лишен возможности дать перед ними свои объяснения.
Мы просим этот порядок по крайней мере в отношении всех преступлений, по которым будет допущено применение смертной казни, отменить.
Впредь же до общего разрешения вопроса об отмене смертной казни мы просим помиловать всех, которые уже присуждены к этому наказанию, и ввиду этого немедленно, до опубликования акта об амнистии приостановить исполнением все смертные приговоры, чтобы ни один человек не погиб из-за формальностей при исчислении календарных сроков.
В отношении п.10 Манифеста мы опасаемся, что внесенное в него ограничение применения амнистии по отношению к политическим преступлениям в том виде, как оно выражено, может дать повод для расширительного толкования. Поэтому в амнистии это ограничение должно быть выражено более точно.
Мы считаем правильным толковать это ограничение в том смысле, что амнистия не будет применена лишь к тем, кто в деятельности своей прибегал к террору или к тем или иным методам вооруженной борьбы.
Считаем своим долгом обратить внимание, что смягчение мер социальной защиты, постановленных в административном порядке, предполагаемое п.10 Манифеста, следует провести не только в смысле уменьшения сроков.
До тех пор, пока будет признаваться допустимой высылка по политическим делам в административном порядке органами ОГПУ, необходимо, по крайней мере, надлежащим образом упорядочить высылку во всех ее моментах.
Поэтому мы считаем уместным обратить внимание на тот ненормальный порядок, при котором высылка в порядке внесудебном определяется на очень продолжительные сроки, в настоящее время даже до 10 лет, причем при назначении мест высылки недостаточно считаются с индивидуальными особенностями высылаемых лиц, например, уроженцев и обитателей юга высылают на Крайний Север. Кроме того, самая процедура высылки растягивается нередко на продолжительные сроки с долгими пребываниями на этапах, в тюрьмах, до крайности переполненных, причем политические содержатся в общих с уголовными камерах.
На месте ссылок высланным назначается совершенно нищенский паек в 6 руб., что обрекает их почти на голод. Если при этом принять во внимание, что на месте высылки не всегда можно найти работу и нередко, в тех случаях, когда такая работа находится, высланные не могут ее получить, ибо в значительном числе случаев они лишаются избирательных прав и не могут состоять членами профсоюзов14, то станет очевидным, что положение политических ссыльных делается трудно переносимым и, во всяком случае, выходит по своей тяжести далеко за пределы того наказания, которое формально им назначается, не говоря уже о тех случаях, когда высланные направляются в такие отдаленные места Крайнего Севера, как Полярный круг или другие глухие места, где они самим фактом высылки обрекаются на голод и даже гибель.
Но, может быть, самое главное зло этой формы административной репрессии сводится к ее, можно сказать, бесконечности. Обычны случаи, что по отбытии ссылки в данном пункте высланный пересылается в другой пункт на новый срок и, по отбытии высылки в новом месте, присуждается на новый срок к «минус шесть», — и вот вместо первоначальных трех лет высылки, такой ссыльный оказывается высланным на 6 и 9, а то и больше лет.
Все изложенное приводит нас к общему выводу, что ОГПУ должно быть возвращено в то первоначальное положение, которое дал ему наш закон в 1922 г.: ГПУ надлежит обратить в орган дознания и следствия, собирающий материалы для суда.
«Теперь следующая стадия законности. Сущность ее заключается в том, что каждый человек знает, что если он подвергается репрессии, как со стороны государства, так и при спорах и конфликтах между отдельными гражданами, то ему гарантируются определенные процессуальные формы», — эти слова тов. Калинина, сказанные им в 22 году, надлежит воплотить в жизнь.
Советский суд — суд, органически связанный со всей нашей политической системой, в полной мере охраняет государственные интересы, но он в то же время бережет права и интересы каждого отдельного гражданина.
Итак, мы, которые долго боролись за Революцию, перенесли многие, многие годы тюрьмы и каторги, подчас были лицом к лицу с самою смертью, мы во имя той же Революции и ее окончательного торжества просим: отменить расстрел или по крайней мере его внесудебное применение, просим широкого помилования всех политических заключенных, просим смягчения режима ссылки, просим уничтожения административных репрессий с тем, чтобы только суд назначал меры социальной защиты.
Подлинное подписали:
Вера ФИГНЕР, Евг<ения> ФИГНЕР-САЖИНА, А.ГЕДЕОНОВСКИЙ, М.ДРЕЙ, М.ШЕБАЛИН, Н.КОГАН-БЕРНШТЕЙН , М.БРАМСОН, Ф.МОРЕЙНИС-МУРАТОВА, М.ЧЕРНАВСКИЙ, Э.И.СТУДЗИНСКИЙ, Л.ДЕЙЧ, Е.КОВАЛЬСКАЯ, М.ФРОЛЕНКО, М.ВАСИЛЬЕВ-ДИГАММА, А.ЯКИМОВА-ДИКОВСКАЯ. ШВЕЦОВ.