Террористы на курорте
Липецк, 17 - 20 июня

Террор был результатом
— а также симптомом и спутником —
неверия в восстание,
отсутствия условий для восстания.

В.И.Ленин

П.А.Кропоткин: "Если бы Александр II проявил тогда хотя малейшее желание улучшить положение дел в России если бы он призвал хотя одного или двух из тех лиц, с которыми работал во время периода реформ, и поручил им расследовать общее положение страны или хотя положение одних крестьян; если бы он проявил малейшее намерение ограничить власть тайной полиции, его решение приветствовали бы с восторгом. Одно слово могло снова сделать Александра II «освободителем», и снова молодежь воскликнула бы, как Герцен в 1858 году: «Ты, победил, галилеянин!» Но точно так же, как во время польской революции, пробудился в нем деспот и, подстрекаемый Катковым, он не нашел другого выхода, как виселицы, так точно и теперь, следуя внушениям того же злого гения — Каткова, он ничего не придумал, кроме назначения особых генерал-губернаторов, с полномочием — вешать.

Тогда и только тогда горсть революционеров — Исполнительный комитет, поддерживаемый, однако, растущим недовольством среди образованных классов и даже среди приближенных к царю, объявил ту войну самодержавию..."

М.Ф.Фроленко: "В апреле 1879 г. произошло покушение Соловьева на Александра II. Покушение было неудачно: царь не был даже ранен. Соловьева повесили; этим, казалось бы, и надо закончить все, но правительство по поговорке, что у страха глаза велики, вдруг объявляет всю юго-западную Россию на военном положении и, назначив туда генерал-губернаторов, передает им царскую власть вешать, ссылать, делать с революционерами все, что им вздумается, в видах искоренения крамолы.

Начался белый террор: в Одессе, Киеве, Николаеве заработали виселицы; началась высылка студентов, литераторов, земцев, городских служащих, и поднялся вопль отцов, матерей, мужей, жен—уже не одних революционеров, а в большей степени из обычного либерального общества. Раньше, смотря, как вешают радикалов, они плакали потихоньку, охали, где их не видно было, но теперь, когда дело коснулось их самих и их близких, они уже заговорили громко и стали упрекать даже революционеров за то, что те, убивая шефов жандармов, губернаторов, жандармов, не трогают однако царя, а ведь это он виновник того ужасного положения, в котором они очутились.

„Дайте денег, укажите, где мы можем встретить царя, и мы сами поедем и уничтожим его", пришлось мне услыхать в Одессе, и то же было в Питере, когда я, приехав туда, заговорил с товарищами. Как тут быть? Программа партии „Земля и Воля" допускала уничтожение царских сотрудников. Но самого царя еще не касалась, боясь, что крестьянство, не поняв, примет это за проделку помещиков, мстящих царю за освобождение от крепостной зависимости. И потому-то центр „Земли и Воли", находившийся в Питере, категорически и раньше отказал Соловьеву в своей поддержке и теперь, когда снова поднялся вопрос о царе, не хотел и слушать о требовании общества.

Тогда, чтобы выйти из тупика, решено было устроить общий съезд, дабы на нем порешить уже этот вопрос окончательно. Для съезда выбрали сначала Тамбов, но потом перенесли его в Воронеж. Но когда это было решено, тогда те из членов партии, что согласны были на изменение программы, в свою очередь решили собраться предварительно отдельно и столковаться получше, пригласив на свой съезд не только членов партии „Земля и Воля", но и других лиц, не состоявших в партии. Таким-то образом и составился Липецкий съезд. Туда приглашен был из Одессы Желябов, из Киева Колоткевич, из Питера Ширяев. Желябова и Колоткевича на Воронежском съезде провели в члены общества и, тем усилив свою сторону, добились разрешения от съезда на политические выступления. Это, однако, продержалось недолго и, ввиду начавшихся трений в центре, пришлось разделиться на „Народную Волю" и „Черный Передел".

М.Ошанина: "Созыву съездов предшествовал провал центра «3. и В.» в Петербурге, выстрел Соловьева и разные террористические поползновения южного Исполнительного Комитета, во главе которого оказался Осинский, (насколько знаю, без участия и согласия Петербургского центра «3. и В.»). У землевольцев явилась, следовательно, необходимость реорганизовать свой центр, согласовать такие противоположные требования, как требование террора с одной стороны и желание расширить деревенские поселения—с другой. Необходимость согласовать эти противоположности давала себя чувствовать уже давно. Так. некоторые бунтари (Попко, Фроленко), приезжавшие в Петербург в 1877 году для организации вместе с некоторыми землевольцами покушения на Трепова, имели переговоры о выработке общего действия. Эти переговоры не привели ни к чему положительному, но уже и тогда, невидимому, центр «3. и В.» относился скорее сочувственно к попыткам террора южан; с другой же стороны, очень многие настаивали по-прежнему на поселениях, из которых иные непременно должны были разрушиться (как, например, Воронежское) за необходимостью отозвать в Петербург поселенцев. Все это вместе и привело к мысли созвать съезд. У кого возникла мысль об этом—у южан или северян, или у обоих разом—не знаю. Вернее всего, что она пришла в голову прежде других Михайлову, который после провала центра «Земли и Воли» очутился в Петербурге один и не мог не видеть невозможности действовать сколько-нибудь целесообразно в виду этой каши. Ему же и некоторым другим показалось удобнее, прежде чем созывать большой съезд, созвать на совещание несколько членов, более близких по убеждениям, т. е. признающих прежде всего необходимость централистической организации и более широкого революционного движения."

А.Квятковский: "..Инициатива съезда принадлежала известной части бывшей народнической организации, которая считала необходимым внести некоторые изменения в народническую программу. На этот съезд были приглашены революционеры разных партий и оттенков и относительно которых уже было известно, что они сочувственно отнесутся к проектируемым изменениям.
Так, например, между прочим были приглашены на съезд Гольденберг и Ширяев, которые раньше не состояли в народнической организации. Уже из этого видно что главная цель съезда была выработка новой программы, а не решение вопроса о повторении события 2-го апр. 79 г... Отсюда уже проистекал и порядок рассмотрения съездом вопроса об изменении программы и вопросов о новом покушении на государя, то есть сперва вырабатывалась программа, а затем уже перешли к обсуждению вопроса о цареубийстве.

Два этих съезда (Липецкий и Воронежский) были совершенно самостоятельны, и участвовавшие на Воронежском съезде члены народнической организации и не бывшие на Липецком съезде не знали даже о его существовании."

М.Ф.Фроленко: "В Липецке есть река, а за курортным садом — большой пруд-озерко с длинной гатью, с очень прозрачной водой; рыба здесь совсем не водится.

Приехавшие раньше не раз устраивали прогулку на реку, добывали лодку и катались по пруду-озерку и удивлялись его прозрачности и какой-то безжизненности. На расспросы крестьян, у которых брали лодку, про озерко услыхали, что причиной отсутствия рыбы они считают то, что запруда сделана антихристом и что только ему было под силу сделать такую длинную насыпь. Под антихристом, конечно, они разумели Петра I, что потом и выяснилось, когда разговорились вообще о Липецке и об открытии в нем железных вод. Эти прогулки и
катанья служили не одним развлечением: во время их поднимались и обсуждались предварительно многие вопросы, подлежащие решению на съезде, обсуждался, между прочим, и проект Тихомирова и Михайлова, о котором сообщали приехавшие, когда появился Желябов и приехали почти все питерцы. "

Н.А.Морозов: "Я не буду ...описывать романтической обстановки Липецкого съезда, нашего появления в городе в виде больных, приехавших лечиться, заседания на пнях и стволах свалившихся деревьев в окружающих лесах, куда мы брали для виду несколько бутылок с пивом и газетных свертков с закусками, для того чтобы придать нашим собраниям вид простых пикников."

М.Ф.Фроленко: "Но вот съехались и все,- тогда, пораспросив номерных и узнав, что за городом есть где-то лес, где устраиваются пикники, наняли извозчиков, накупили закусок, немного вина, очищенной и двинулись в путь. Извозчики отлично знали место и повезли по первому намёку о пикнике без дальнейших распросов. Дорога за городом шла низиной, которая, видимо, заливалась или заливается весной полой водой. На это указывали высохшие протоки, песчаные острова, мели. Переехав реку и поднявшись на ее высокий берег, мы повернули направо и покатили по безлесной поляне с песчаной дорогой. Вдали виднелся лес, к нему мы и направились. Тут, Желябов показал нам свою силу и немало удивил ею даже извозчиков. Дорогой он с кем то спорил, что подымет пролётку с седоком за заднюю ось. Проехав по лесу не более версты, мы начали останавливаться, увидав впереди какие-то постройки. Предположили, что это, верно, какой-нибудь ресторан или что-либо в этом роде, где кутят липецкие купцы. Желябов сошел со своей пролётки. Вдруг бросается он к новому подъезжавшему экипажу, схватывает его за заднюю ось, и, подняв пролётку с седоком, останавливает даже лошадь, бежавшую тихой рысью. - "Ну и сильный! " - вырвалось у одного извозчика. Мы все тем более были поражены, что с виду Желябов вовсе не производил впечатление силача-атлета.

Наделив извозчиков закуской и водкой, которая для них и была куплена, их отпустили к постройкам, а сами мы двинулись налево в сторону и стали искать такого места, где нас трудно было бы увидать издали, а сами мы легко могли бы видеть всякого, к нам подходящего. Такое место нашлось очень скоро. Это была группа деревьев и кустарников, стоявших на полянке почти в ее центре. Расположившись на этом острове, отлично можно было видеть, что творится вокруг на этой полянке, оставаясь самим невидимыми и неслышимыми, так как расстояние от нашей группы деревьев до леса было достаточно велико. Разложив, расставив на траве бутылки с вином, закуски, стаканы - все, чтобы придать такой вид, будто люди приехали покутить, сей же час приступили к обсуждению.

...Место, где мы устраивали свои совещания в небольшом леску, по другую сторону реки, где неподалеку находился какой-то загородный ресторан."

Н.А.Морозов: "К 17 июня собралось нас в Липецке около четырнадцати человек. Это были почти все наличные силы нашей боевой группы наводившей столько страха на современное нам самодержавное, правительство стомиллионной России. Из нашего петербургского кружка “Земли и воли” приехали, кроме меня, Александр Михайлов, Мария Ошанина, Баранников, Квятковский, Тихомиров

Из посторонних лиц явились Ширяев, как наиболее выдающийся член незадолго перед тем основанного нами в Петербурге, самостоятельного кружка “Свобода или смерть”, а из провинции Колодкевич, Желябов, Фроленко и Гольденберг, вызванный из Киева.

На первом заседании Квятковский и Михайлов приступили к чтению уже заранее составленной нами начерно программы и устава нового общества.

Вся программа состояла лишь из нескольких строк приблизительно такого содержания..

В том же собрании Липецкого съезда началось обсуждение устава преобразованного Исполнительного комитета.

На втором заседании Липецкого съезда устав был окончательно принят и единогласно утвержден. Редакторами будущего органа выбрали меня и Тихомирова. Затем приступили к выборам трех лиц в распорядительную комиссию. Тут в первый раз сказалось очень сильно неудобство организовать тайное общество на централистических началах. Если б собрание состояло только из нашей петербургской группы, то, понятно, не было бы никаких недоразумений, и мы выбрали бы в распорядительную комиссию наиболее осторожных, трудоспособных и практических товарищей.

Но теперь оказалось не совсем так.

Из вновь поступивших иногородних лиц почти никто не знал, кто чем занимался в нашей петербургской группе, и потому состав распорядительной комиссии вышел не совсем тот, какого мы ожидали. Мы, петербургские, сговорились выбрать одного из южан, Фроленко, не раз уже принимавшего участие в различных практических предприятиях "Земли и воли", и он был выбран всеми нашими голосами. Остальные же два баллотировались нами лишь по предварительному совещанию с южанами, чтобы удовлетворить общему настроению. Благодаря этому в комиссию попал, кроме Александра Михайлова, которого все мы очень желали, также и Тихомиров, которого многие из нас считали вялым и непрактичным, хотя и не предполагали, что через несколько лет он переменит все свои убеждения и перейдет на сторону самодержавия.

Но он был со всеми знаком, обладал старообразной внушительной внешностью, и потому за него особенно стояли южане, а под
их влиянием подали голоса и мы."

А.А.Квятковский: "Осуществление таких задач государственной организации может быть осуществлено только при
главном участии самого народа. Отсюда практическая постановка задачи, цель партии - созвание представительного
народного собрания, выбранного на
основании всеобщего и прямого избирательного права".

С.Ширяев :" Липецкий съезд дополнил землевольческую программу требованием изменения существующего
государственного строя в том смысле, чтобы власть в государстве была передана самому народу путем организации представительных политических учреждений. Это положение и сделалось основным пунктом новой программы, развивая которую съезд стал далее обсуждать средства к осуществлению ... намеченной цели....Тeppoру вовсе не придавалось значение средства к достижению целей
партии.

Тeppoр служил средством самозащиты партии и мести за жертвы правительственных преследований. Заявление об исповедании программы
"Народной Воли" еще не означает признания тeppoра".

А.А.Квятковский: "Таким образом,  неверно называть образовавшуюся на съезде фракцию тeppoристической". 

А.Д.Михайлов:"..Средством борьбы должен служить не один тeppoр - как средства намечались многообразные действия."

Г.Гольденберг: "Под тeppoристическим движением, о котором я упоминаю во всем моем показании, не
следует понимать одних лишь политических убийств, которые признавались одним из средств; тeppoристическая же фракция
стремилась к достижению цели путем широкой агитации в среде молодежи, войска и вообще в обществе. Это более, чем
кто-либо признает и понимает эта в высшей степени развитая и гениальная личность - Желябов".

А.И.Желябов: "Мы все ходили в народ. Мы не жалели сил, труда, знаний, мы не жалели самой жизни, чтобы разбудить народ, пробудить в нем сознание своей силы, его человеческое достоинство, стремление к лучшей жизни, гордость его труда, которым созданы все ценности государства. Мы старались объединить народ, чтобы он могучим голосом крикнул: все создано моим трудом и вся власть должна принадлежать народу. Но нам не удалось этого достигнуть.

Нам не давали говорить. Нас хватала полиция, жандармерия. Десятки тысяч наших братьев томились в тюрьмах, на каторге и отдавали свою жизнь за нашу святую идею. Наши письма не достигали тех, к кому они писались. Их перехватывали полиция, жандармерия, попы, чиновники и уничтожали их. Собрания, которые мы созывали, разгоняли и участников их хватали, и их уделом была тюрьма и смерть в тюрьме. При таком положении наши жертвы громадны, а результаты ничтожны, так мы не добьемся революции.

Для наших целей, как первый этап, нам нужно добиться свободы слова, печати и собраний. А этого можно добиться револьверами, бомбами и кинжалами. Жизнь человека - великая святыня. Не нам, отдающим свою жизнь за улучшение жизни других,— говорить о бомбах и револьверах. Но правительство льет реки народной крови, чтобы уменьшить эти кровавые реки мы вынуждены прибегнуть к пролитию крови царских сатрапов.

Пусть правительство знает, что кровь народа и наша обязательно повлечет потоки крови членов правительства и их подручных. На войне, как на войне: на беспощадные меры правительства мы применим беспощадный террор. Этим способом борьбы мы не только будем мстить за кровь тысяч наших братьев, но мы добьемся, мы вырвем свободу слова, свободу печати и свободу собраний: мы разбудим наш народ, объединим его силы и поведем его к революции, к блестящим вершинам народовластия.

...Социально-революционная партия не имеет своей задачей политических реформ. Это дело должно бы всецело лежать на тех людях, которые называют себя либералами. Но эти люди у нас совершенно бессильны, и, по каким бы то ни было причинам, оказываются неспособными дать России свободные учреждения и гарантии личных прав. А между тем эти учреждения настолько необходимы, что при их отсутствии никакая деятельность невозможна. Поэтому русская социально-революционная партия принуждена взять на себя обязанность сломить деспотизм и дать России те политические формы, при которых возможна станет „идейная борьба". Ввиду этого мы должны остановиться, как на ближайшей цели, на чем-нибудь таком, достижение чего давало бы прочное основание политической свободе, и стремление к чему могло бы объединить все элементы, сколько-нибудь способные к политической активности.

...Если партия хоть сколько-нибудь считает своею целью обеспечение прав личности, а деспотизм признает вредным, если она, наконец, верит, что только смелой борьбой народ может достигнуть своего освобождения, то тогда для партии просто немыслимо безучастно относиться к таким крайним проявлениям тирании, как тотлебенская и чертковская расправы, инициатива которых принадлежит царю. Партия должна сделать все, что может: если у нее есть силы низвергнуть деспота посредством восстания, она должна это сделать; если у нее хватит силы только наказать его лично, она должна это сделать; если бы у нее не хватило силы и на это, она обязана хоть громко протестовать... Но сил хватит, без сомнения, и силы будут расти тем скорее, чем решительнее мы станем действовать".

М.Ф.Фроленко: "Съезд не задавался целью создать новую программу, так как он имел в виду действовать еще под знаменем программы землевольческой, в то время как заговор, переворот, захват власти с передачей ее народу— все это высказывалось, обсуждалось, но все это... имело место лишь как доказательство, как мотив у отдельных лиц, что с помощью сильной боевой организации и, такие вещи возможны.

..Если о ней (конституции) говорили, то больше лишь тогда, когда приходилось защищаться от нападок в стремлении к ней,
в сознательной, якобы, работе на ее пользу". В таком случае отвечали, что "конституцию мы и не ставим своей конечной целью". ...Напротив, конституция нам сильно облегчит только работу, развязав руки, дав возможность добиваться многого на чисто легальной почве, без всяких жертв".

В.Н.Фигнер: "На третьем и последнем заседании Липецкого съезда, посвященного обсуждению будущих предприятий общества, Александр Михайлов произнес длинный обвинительный акт против императора Александра II.

Это была одна из самых сильных речей, какие мне приходилось слышать в своей жизни, хотя Михайлов по природе и не был оратором.

В ней он припомнил и ярко очертил сначала хорошие стороны деятельности императора — его сочувствие к крестьянской и судебной реформам, а затем приступил к изложению его реакционных преобразований, к которым прежде всего относил замену живой науки мертвыми языками в средних учебных заведениях и ряд других мероприятий назначенных им министров. Император уничтожил во второй половине царствования, говорил Михайлов, почти все то добро, которое он позволил сделать передовым деятелям шестидесятых годов под впечатлением севастопольского погрома.

Яркий очерк политических гонений последних лет заканчивал эту замечательную речь, в которой перед нашим воображением проходили длинные вереницы молодежи, гонимой в сибирские тундры за любовь к своей родине, исхудалые лица заключенных в тюрьмах и неведомые могилы борцов за освобождение."

А.Д.Михайлов: "— Я хочу напомнить вам бесконечную цепь жертв самодержавия. Шеренги повешенных по утвержденным самодержцем Александром Вторым приговорам, тысячи лучших людей гниют на каторгах, в зловонных тюрьмах, умирают в сибирских ссылках. Все это по указанию и распоряжению Александра Романова, царя-вешателя, царя-душителя, царя-кровопийцы. Мы не можем ему простить, кровь и смерть наших товарищей, жестокое угнетение, ужасающую нищету многомиллионного труженика народа."

В.Н.Фигнер: "Михайлов перечислял имена жертв, казненных Александром II, перечисляя случаи жестокости, вероломства и подлости им совершенные. И закончил вопросом:

— Должно ли ему простить за два хорошие дела в начале его жизни все то зло, которое он сделал затем и еще сделает в будущем?—спросил Михайлов в заключение и все присутствующие единогласно ответили:

— Нет!

С этого момента вся последующая деятельность большинства съехавшихся в Липецке четырнадцати человек определилась в том самом смысле, в каком она стала теперь достоянием истории: ряд покушений на жизнь императора Александра II и их финал 1 марта 1881 года."

М.Ф.Фроленко: "На Липецком съезде прежде всего сорганизовался так называемый „Исполнительный Комитет" с распорядительной комиссией. В Киеве Валериан Осинский и „Мишка" Мокриевич с Марусей Ковалевской надумали как-то вырезать печать с надписью „Исполнительный Комитет" и стали ее прилагать к выпускаемым ими листкам. Это производило очень сильное впечатление, и людям, не знающим о настоящем положении дел, казалось, что народилась грозная сила, что с ней побороться можно лишь военной силой — отсюда-то „военное положение" получилось. Но в Киеве произошли аресты, и все киевляне очутились в тюрьме. Одних убили при аресте, других повесили, третьих сослали в Сибирь. Комитета не стало. Липетчане, учитывая то впечатление, какое производил даже такой мало организованный Комитет, как Киевский, решили принять для себя такое название, но только сорганизовавшись более солидно, с уставом, с обязательствами, чего у киевлян не было. Там несколько собравшихся разнородных товарищей не были связаны ни программой, ни уставом, ни какими-либо обязательствами. Сходились на том или другом частном предприятии, не задумываясь о чем-либо общем. Таковы были освобождение троих из тюрьмы, убийство барона Гейкинга, стрельба в Котляревского. Липетчане — уже не то. Наметив убийство Александра II, они в то же время уже выдвигают на первый план политическую борьбу и тем кладут начало новому направлению.

Вся организация делилась на несколько отделов: боевой, литературный, по заведению связей, по добыванию средств, пропаганде и т. д. Но все это объединялось в одном центре, который должен был все знать, все ведать, все направлять к намеченной цели. Выбор как в отделы, так и в центр совершали тут же. Руководились, конечно, наклонностью, способностью, личным желанием. Боевому отделу придавалось большое значение, ему предназначалась видная роль, а потому прочие отделы должны были нести по отношению к нему обслуживающую роль. Они должны были содействовать ему каждый в своем роде. Один — добывать деньги, другие — писать и печатать, третьи — отыскивать новых бойцов и т. д. Каждый отдел в своих частных действиях был самостоятелен, т. е. члены других отделов не вмешивались в его дело, но в общем находился в зависимости от центра и общего собрания. На съезде центру придавалось особенное значение — почти диктаторское, но фактически, на деле, большое значение имело потом общее собрание и даже собрание наличных членов, когда их оказывалось где-либо значительное количество.

Центр возбуждал, ставил на вид необходимость тех или других мер, предприятий. Собрание обыкновенно обсуждало, делало постановления, и центр потом следил за выполнением этих постановлений. В промежутки между собраниями, в пределах намеченного последними, центр мог требовать полного выполнения уже его собственных решений. Центр заседал почти ежедневно, собрания же бывали изредка.

Члены организации делились на полноправных членов и неполноправных — или агентов, как их называли."

Ал. Михайлов:"...Не зная, как будет решен вопрос на Воронежском съезде, народники Липецкого съезда предлагали два исхода: или организация народников признает необходимым такую борьбу, тогда Липецкая группа возьмет на себя ее, или, при отрицательном решении, необходимо будет разделение на две организации.

Липецкий съезд продолжался три или четыре дня, от 17 до 20 июня. Вопросы были поставлены программные и организационные. Результатом совещаний были: программа партии «Народной Воли», опубликованная впоследствии от имени Исполнительного Комитета, и план организации этой партии. Но ни одно практическое предприятие здесь обсуждаемо не было." 

Н.А.Морозов: "Липецкий съезд был объявлен закрытым. На другой день мы отправились в Воронеж, группами по два или три человека, подобно тому как явились неделю назад и на Липецкий съезд."

Из Справки Одесского губернского жандармского управления - М.Т. Лорис-Меликову, 

29 марта  1880 г:."В июле 1879 года Гольденберг получил в Киеве от скрывающегося под чужим именем Николая Николаева Колоткевича сведение, что в Липецке, Тамбовской губернии, назначен съезд социально-революционных деятелей, принадлежавших преимущественно к партии “террористов”. Мысль о подобном съезде особенно сильно занимала Гольденберга в последнее время, вследствие чего по этому вопросу, возбужденному им в Киеве, в апреле месяце, состоялось между его единомышленниками соглашение, в силу которого Зубковский и Зунделевич обязались вступить в сношение с наиболее влиятельными деятелями революционной партии, узнать их мнение по этому предмету и если встретят в них единомыслие, разрешить вопрос о  времени и месте съезда.

Поэтому Гольденберг тогда же отправился в Липецк, так как съезд назначен был, по сведениям Колоткевича, 20 июля. Из дальнейшего показания Гольденберга видно, что съезд действительно состоялся и имел весьма важное значение в деле революционного движения. В нем принимали непосредственное участие, кроме Гольденберга, между прочим следующие лица: Александр Михайлов, Николай Колоткевич, Андрей Жилябов, Мария Николаевна, Степан Ширяев, Лев Тихомиров,  Александр (он же Преображенский), настоящей фамилии которого Гольденберг не знает, Николай Морозов и Михаил Фоменко. Заседания происходили в лесу и в других пригородных местах. Результатом их было общее соглашение о необходимости совершения нового преступления против жизни государя Императора, но уже не тем способом, как 2-го апреля, но посредством взрыва подъезда на железной дороге. По словам Гольденберга, это был первый случай когда заговорила о применении к делу динамита. При этом решено было по возможности скорее выполнить замысел указанным способом, а  также высказывалась необходимость одновременно с этим направить убийство на Одесского, Киевского и С.-Петербургского Генерал-Губернаторов. Кроме того на съезде установлено было прибегать также к агитации среди молодежи, войска и общества. Вместе с тем на этом съезде, по словам Гольденберга, выработана была правильная организация партии “террористов” в форме образования Распорядительной Комиссии и Исполнительного Комитета, как органов, долженствовавших управлять делами фракции. Из дальнейшего показания Гольденберга по сему предмету видно, что Распорядительная Комиссия, по кругу возложенных на нее обязанностей, являлась как бы высшим органом, а Исполнительный Комитет - низшим. Распорядительная Комиссия должна была знать все совершающееся не только в террористическом движении, но даже во всей революционной среде, причем на нее возлагалось также изыскивать средства на задуманное дело. Исполнительный Комитет состоял из лиц, которые должны были принимать на себя активное участие в задуманном предприятии. Комиссия должна была находиться в Петербурге, а члены Исполнительного Комитета в разных местах, где надобность укажет. За сим, по объяснению Гольденберга, членами Распорядительной Комиссии были избраны на съезде: Михаил Фоменко, Александр Михайлов и Лев Тихомиров, который сильно протестовал против этого избрания, так как он желал быть исполнителем;  членами же Исполнительного Комитета назначены все остальные, присутствовавшие на съезде, а также Зунделевич. Впоследствии, по словам Гольденберга, к комитету примкнули: Софья Иванова, Вера Николаева Филипова, урожденная Фигнер, рабочий Андрей Пресняков, Сергеева и Акимова (она же Баска), фамилии и имени которых Гольденберг не знает. Кроме того на съезде были избраны редакторами предполагавшегося подпольного органа печати Лев Тихомиров и Николай Морозов; что же касается устройства самого органа, то вопрос этот имелось в виду обсудить в Воронеже, где в тоже время происходил съезд партии “народников” и куда поспешили по окончании съезда в Липецк многие из участвовавших на нем лиц."

М.Ошанина: "Отношения были и не враждебные и не дружеские, скорее никаких. Лучшие из «деревенщиков», как мы их тогда звали, присоединились к «Народной Воле» (Филиппова, Перовская). Стефанович, Дейч, Засулич, Плеханов тогда же уехали заграницу и «деревенщики» закрыли лавочку. До самого 1-го марта о них было почти не слышно..."

Вл.Гиляровский: "Лето 1879 года я служил в Воронеже. Это был как раз год Липецкого съезда. ...Одна таинственная вещь случилась там, о которой я до сих ничего не знаю. Во время сезона, в чей-то бенефис, не помню совершенно в чей именно, появилось на афише в дивертисменте "певец Петров -- баркарола". Он сам аккомпанировал на мандолине. Его никто не знал. Это был человек не-большого роста, с небольшой бородкой. Я его видел уже на сцене. Вышел скромно, пропел великолепно, повторил на бис, ушел за кулисы и исчез... Его искали ужинать, но не нашли, и забыли уже, но через несколько дней полицейский пристав приходил к Казанцеву, а потом расспрашивал и некоторых актеров, кто такой этот Петров, кто с ним знаком из труппы, но знакомых не нашлось, и, действительно, никто из нас не знал его. Выяснилось, что он явился на репетицию с мандолиной, предложил участвовать в дивертисментах и спел перед Казанцевым и актерами баркаролу, получил приглашение и ушел.

Много, много лет спустя, в Москве я встретил некоего Васильева, который в то время жил в Воронеже, был большим меценатом. ...Разговорились, и он рассказал мне целый ряд воспоминаний из того сезона и, между прочим, вспомнил баркаролу и Петрова. -- А вы знаете кто это был, и почему тогда полиция его искала? -- Не знаю. Его никто не знал. Да и внимания-то никто не обратил на это. Только, когда полиция справлялась, так поговорили малость, да и забыли. Да и кому он интересен. -- Я тоже так думал тогда, а потом уж после от полицмейстера, по секрету, узнал, что это на бенефисе Вязовского (тут я только вспомнил, чей бенефис был) участвовал один важный государственный преступник. В это время был Липецкий съезд народовольцев, так вот со съезда некоторые участники были в театре и слушали своего товарища, который как-то попал на сцену."

П.А.Валуев, из дневника 3 июня 1879 г.: «Видел их императорских величеств. Вокруг них все по-прежнему, но они не прежние. Оба оставили во мне тяжелое впечатление. Государь имеет вид усталый и сам говорил о нервном раздражении, которое он усиливается скрывать. Коронованная полуразвалина. В эпоху, где нужна в нем сила, очевидно, на нее нельзя рассчитывать... Во дворце те же Грот и Голицын, та же фрейлина Пилар, те же метрдотель и пр... Вокруг дворца, на каждом шагу, полицейские предосторожности; конвойные казаки идут рядом с приготовленным для государя традиционным в такие дни шарабаном, чувствуется, что почва зыблется, зданию угрожает падение, но обыватели как будто не замечают этого. Хозяева смутно чуют недоброе, но скрывают внутреннюю тревогу."

П.А.Валуев, всеподданнейший доклад, 4 июня 1879 г.: "Положение дел, несмотря на все опасности и затруднения, не может и не должно признаваться безвыходным", несмотря на то что во всех слоях населения проявляется какое-то неопределенное,
обуявшее всех неудовольствие".

Д. А. Милютин, из дневника: "Общественное мнение в России настроено крайне враждебно правительству....Наше государство требует коренной реформы снизу доверху.
..Такая колоссальная работа не по плечам теперешним нашим государственным деятелям,
которые не в состоянии подняться выше точки зрения полицеймейстера или даже городового."

Циркуляр МВД от 16 июня 1879 г.: "С некоторого времени между сельским населением стали ходить ложные слухи и толки о предстоящем будто бы общем переделе земель. По особому государя императора повелению, об'являю, что ни теперь, ни в последующее время никаких дополнительных нарезок к крестьянским участка не будет и быть не может. При действии наших законов о праве собственности, никогда не может случиться такой неправды, такой обиды, чтобы земля, законным порядком кем-либо укрепленная, была у законного владельца отнята и передана другому.
...Ложные слухи о земельном переделе и о добавочных в пользу крестьян нарезках разносятся по селениям людьми злонамеренными, для которых нужно только смущать народ нарушать общественное спокойствие.
....Во исполнение высочайшей воли государя императора, предостерегая сельское население от злых и коварных внушений, я вменяю в обязанность сельскому, волостному и полицейскому начальствам зорко и неослабно следить за появлением злоумышленных вестовщиков, а введенных в обман стараться всячески вразумлять и удерживать от распространения вредных вымыслов".