Осенняя "чугунка"
14-я верста Юго-Западной ж.д.
Одесса, близ Гнилякова
сентябрь - ноябрь 1879 г.

Терроризмом называется действие,
которое обычно заключается в размещении бомбы
 или взрывного зажигательного устройства
 большой разрушительной мощи,
 способной нанести непоправимые потери врагу.
К.Маригелла

В.Н.Фигнер: "Когда вся теоретическая и организационная работ была кончена, Комитет перешел к практическим делам решил при возвращении царя из Крыма организовать в трех различных пунктах покушение на его жизнь. Несколько агентов получили назначение ехать тотчас же в Москву, Харьков и Одессу. Все покушения должны были произойти посредством взрыва динамитом. Комитет не предрешал, однако, в точности ни самых мест, ни способов выполнения покушений, предоставляя это на личное усмотрение агентов, но составленный план должен был идти на утверждение Комитета; помощников для выполнения агенты могли набирать сами из местных лиц. Состав исполнителей и способ совершения покушение в одном месте должны были оставаться неизвестными для агентов других пунктов. Наряду со всем этим Комитет в Петербурге приготовлял взрыв в Зимнем дворце, но это сохранялось в строжайшей тайне...

Получив нужный запас динамита, я поехала с ним в Одессу, должно быть, в первых числах сентября. Там я застала только Николая Ивановича Кибальчича, который заявил мне, что надо торопиться с устройством общественной квартиры, необходимой для совещаний, опытов с запалами и для хранения вещей, нужных для взрыва. Через несколько дней мы нашли подходящее помещение, где и поселились вдвоем под именем Иваницких. Это было на Екатерининской улице, д. № 66. Вскоре приехали Колодкевич и Фроленко, а позднее Лебедева; наша квартира была местом общих встреч и свиданий; на ней происходили все совещания, хранился динамит, сушился пироксилин, приготовлялись запалы, совершались пробы индукционных аппаратов, — словом, совершались все работы под руководством Кибальчича, но при помощи, и иногда очень существенной, со стороны других, включая и меня. На первых же порах надо было составить план, каким образом и где подвести мину под полотно железной дороги. Проектировали ночью, в промежуток между поездами, подложить динамит под рельсы непосредственно под Одессой, чтобы провести проволоку в поле потом; но это представляло много неудобств и трудностей как в подготовительной работе, так и при самом действии. Думали, что самое лучшее было бы кому-нибудь из своих получить место железнодорожного сторожа и из будки провести мину; относительно момента действия нельзя было представить себе ничего более удобного и верного.
Я предложила взять на себя добыть такое место. В случае удачи, мы решили, что его займет Фроленко, а если ему нужно будет явиться семейным человеком, то роль его жены возьмет на себя Лебедева. Сначала я думала поместить Фроленко на железную дорогу при помощи знакомых, но сказать им настоящую цель было невозможно, да едва ли кто-нибудь из них  согласился на такого рода услугу; умолчать о цели — значило бы злоупотребить доверием в деле, грозящее серьезной ответственностью, да всякому должна была показаться необычайной и подозрительной моя просьба о месте железнодорожного сторожа. Поэтому я решилась в качестве неизвестной просительницы обратиться к какому-нибудь из влиятельных лиц, служащих в правлении Юго-Западной железной дороги, и выставить филантропическую цель мотивом моей просьбы. По наведении справок о разных должностных лицах, я остановилась на будущем зяте одесского генерал-губернатора графа Тотлебена, бароне Унгерн-Штернберге.
...Узнав, что он принимает посетителей, я отправилась к нему. Когда я изложила барону свою просьбу дать место сторожа моему дворнику, жена которого страдает туберкулезом и нуждается в здоровой обстановке вне города, он сказал, что места сторожей зависят не от него, а от начальника дистанции, и он не может ничего сделать, так как ему неизвестно, есть ли теперь вакансия. Тогда я попросила записку — «два слова» к начальнику дистанции, говоря, что это вполне обеспечило участь моего клиента, и барон вручил мне несколько строк к Шигельскому. Заметив, что прием, оказанный мне Унгерн-Штернбергом, не походил на обычный прием светскими людьми «барынь-кукол», я поспешила исправить ошибку, сделанную мной в костюме, и явилась к начальнику дистанции в бархате, разодетая, как следует быть даме-просительнице. Меня встретили в высшей степени любезно и просили завтра же прислать «своего человека».
Придя домой и сбросив павлиньи перья, я написала Фроленко мещанский паспорт на имя Семена Александрова, как я назвала его будущему начальству. 
...На другой день он отправился к начальнику дистанции и был определен на службу на 11-й (или 13-й) версте от Одессы, (14-й) близ Гнилякова, куда, по получении им отдельной будки, он перевез Татьяну Ивановну Лебедеву, как свою жену."

Л.Г.Дейч: "Возвращаясь в начале ноября из Орла в Одессу, я в ожидании отхода поезда расхаживал по вокзалу, когда на одной из кушеток залы ..увидел Кибальчича, погруженного в крепчайший сон. Нужно заметить, что тогда уже было введено военное положение и в ожидании возвращения царя из Ялты на вокзалах особенно много толпилось всякого начальства; шпионы рыскали по всем отделениям, заглядывая каждому в лицо. Кибальчич же был тогда нелегален, и его, как уже сидевшего в тюрьмах, по фотографической карточке узнать было, конечно, легко. Он же, как ни в чем не бывало, лежал вверх лицом, бросаясь в глаза своей позой; в изголовье у него был довольно старенький чемодан... неподалеку от него стоял его  цилиндр... Два полицейских чиновника, подошли к спящему, пристально стали его рассматривать. «Пропал!»—с отчаянием подумал я. Но вот подошел поезд, сторож с трудом разбудил Кибальчича. Полицейские засуетились и ушли.

Я укорял его за неосторожность, что улегся напоказ полиции.

— Вот именно, моя поза и не внушала им никаких подозрения на мой счет, — возражал Николай Иванович, — они сейчас решили, что я — сама простая невинность.»

С.Ширяев: "...Я приехал в Одессу, и Гольденберг в то же время отправился в Москву, чтобы принять участие в работах по подкопу. Об Одесском предприятии мне рассказал Кот (Н. И. Колодкевич), которого я нашел не без труда. В моей помощи там не нуждались, имея все нужные вещи и возможность пользоваться советами лица, довольно компетентного по вопросу о взрывах. Это лицо носило кличку «Цилиндр» (Н.Кибальчич). С «Цилиндром» я ходил в Дюковский сад пробовать пироксилин, который имелся у одесских в количестве около 2 пудов."

Из Дела об убийстве императора Александра II: "9-го ноября 1879 года Гольденберг отправился из. Москвы в город Одессу за динамитом для взрыва на московско-курской железной дороги; на станции Елизаветград он встретил Кибальчича, ехавшего из города Одессы, причем этот последний объяснил, что он везет в город Александровск проволоку к Желябову и что он проживал перед этим в городе Одессе под именем Иваницкого; Гольденберг сообщил Кибальчичу, что едет в Одессу за динамитом, на что Кибальчич заявил ему, что в Одессе быть может, уже успели заложить динамит под рельсы; вследствие этого Гольденберг решил, что ехать в Одессу за динамитом бесполезно и послал по этому поводу, по соглашению с Кибальчичем, телеграмму Колоткевичу, распоряжавшемуся одесскими приготовлениями.

Дознанием обнаружено, что 11-го ноября 1879 г. действительно была послана со станции Елисаветград, харьковско-николаевской железной дороги, телеграмма, адресованная в Одессу Михаилу Федорову Сидоренко (под именем которого проживал там Колоткевич), следующего  содержания: «Не посылайте напрасно вина, подождите моего поверенного, завтра утром придет — Максимов», причем, по показанию Гольденберга, под вином следовало разуметь динамит."

В.Н.Фигнер: "После этого, когда к нам уже был перевезен динамит для закладки под рельсы, неожиданно приехал Гольденберг с требованием дать часть динамита в Москву, так как количество этого вещества там считается недостаточным, а Московско-Курская железная дорога имеет наибольшие шансы на проезд императора. Приходилось покориться. Гольденберг пробыл в Одессе не более двух дней, пока из Гнилякова не был привезен динамит. ...Он вовремя уехал, но в Елизаветграде был арестован. После этого мы узнали, что через Одессу государь не поедет..."

Из Дела об убийстве императора Александра II: " Кибальчич объяснил, что, проживая в 1879 году в городе Одессе, по Екатерининской улице, в доме № 66-й, под именем Максима Петрова Иваницкого, ...принимал активное участие в приготовлениях ко взрыву императорского поезда близ города Одессы, причем имел у себя все материалы, необходимые для взрыва; так, с этою целью, он отдал в магазин Левенталя для починки спираль Румкорфа, а когда починка была произведена неудовлетворительно, он купил новую спираль в магазине Розенталя..."

Майор Пальшау, из доклада в III Отделение: "...Ефремов (Гольденберг) был окружен, но подойти к нему и взять его не было возможности: кто только приближался к Ефремову, на того он взводил курок своего револьвера и целил в каждого. Таким образом он постоянно наводил свой револьвер и чрезвычайно возбудил против себя толпу народа. Но как-то одному рядовому 7-го гусарского белорусского полка Буригину удалось вырвать револьвер из рук Ефремова, после чего толпа народа с ожесточением набросилась на Ефремова и стала наносить ему побои, но вмешавшиеся жандармы прекратили это. Однако ж и после сего едва удалось шести человекам связать руки Ефремова и отвести его на вокзал: так был силен Ефремов и к тому же зол, так что даже кусался».

Майор Пальшау - III отделение, телеграмма от 14 ноября: «Сего дня на елисаветградском вокзале задержан жандармами прибывший одесским поездом неизвестный человек. Ехавший в Курск называющийся Ефремовы при задержании оказал сопротивление револьвером. В багаже Ефремова найдено много более пуда взрывчатого вещества. На допросе объявил себя социалистом. Произвожу дознание. Подробности почтой. "

А.Р.Дрентельн: «..Не к проезду ли императорского поезда готовился?»

В.Н.Фигнер: "Фроленко и Лебедева уехали сначала из Гнилякова, а потом и из Одессы... В половине декабря из Одессы выехал Кибальчич в январе — Колодкевич; одновременно с ними разъехались и другие более влиятельные лица, и все дела были переданы мне и нескольким местным людям..."

Н.Е.Михайловский, "Политические письма социалиста": "Вы не боитесь тюрьмы, каторги, виселицы. Но вы боитесь собственной мысли, хотя, кажется, следует употребить прошедшее время: боялись.

Вы боитесь конституционного режима в будущем, потому что он принесет с собой ненавистное иго буржуазии. Оглянитесь: это иго уже лежит над Россией в царствование благочестивейшего, самодержавнейшего императора божией милостью. У русского гербового орла две головы, два жадных клюва. Один рвет тело русского народа с династически-военно-полицейскими целями, для расширения и содержания в повиновении окраин и для сохранения декорума деспотической власти. Вы не довольно ненавидите этот беспощадный безумный «железный нос» и не довольно любите терзаемый им русский народ, если отказываетесь от политической борьбы. Вы живете теорией и будущим, когда практика и настоящее ужасны!

Александр II не даст конституции; ее можно только вырвать у него. Он с упрямством слепца хочет умереть caмодержавным царем, ревниво оберегая декорум деспотической власти от жалких проблесков оппозиции в земстве, в литературе, в суде. Но это — его личное дело. В государственном же смысле самодержавие на Руси, кроме военно-полицейской действительности, есть уже давно только блестящий миф, живущий лишь кое-где в незлобивом сердце крестьянина."

Полковник Новицкий, начальник Киевского ГЖУ - III отделение, 22 ноября: "Получив фотографическую карточку задержанного Ефремова, я, взглянув на нее, с первого же взгляда нашел необыкновенное сходство в чертах лица и в выражении глаз с Григорием Гольденбергом, почему тотчас же послал за его отцом Давидом Гольденбергом, проживающем в Киеве и отец с первого взгляда признал в карточке сына своего Григория".

Полковник Першин, Одесское ГЖУ  - III отделение, 5 декабря 1879 г.: "До настоящего времени обвиняемый положительно уклоняется от всяких объяснений, которые могли бы служить разъяснению дела".