Рабочая организация

Я - не революционер. Я - революционирую.
Блез Сандрар.  

М.Ю.Ашенбреннер: "Душою рабочего дела в Петербурге был Желябов".

А.Желябов: "Мое настоящее место — на улице, в толпе рабочих".

М.Т.Лорис-Меликов, 1880 г.: "...Злоумышленники, стремящиеся к ниспровержению существующего государственного и общественного строя, постоянно возбуждают рабочих против нанимателей, объясняя первым отношение их к хозяевам в совершенно превратном смысле".

Г.Исаев, осень 1880 г.: "...Члены партии решили всю свою энергию направить на пропаганду в среде рабочих, которых и намерены они подготовить к поголовному восстанию."

Из заключения прокурора Петербургской судебной палаты, 14 декабря 1881 г.: "...Образование революционной организации среди петербургских рабочих, по почину так называемой партии «Народной воли», было обсуждаемо теоретически на собраниях членов этой партии и рабочих, происходивших летом 1880 г. на островах и на взморье, причем практическое ее осуществление началось с осени того же года. Началами деятельности этой организации являлись начала «Народной воли», а главною задачею представлялась агитация среди рабочих с целью подготовить их к насильственному ниспровержению в более или менее близком будущем, путем открытого восстания, существующего в России политического и экономического строя. Самая организация состояла из сети кружков и групп, разделенной на районы по частям города, напр[имер] район Петербургской, Выборгской стороны, Измайловского полка и т. д., и была связана с партией «Народной воли» посредством агентов партии, из которых каждый действовал в своем районе.

В пределах же отдельных районов организация должна была состоять из кружков 1-го и 2-го разрядов, центральных групп и учительских революционных кружков. Кружки 1-го разряда были лишь кружками самообразования, в которых рабочие обучались грамоте, арифметике и т. п.; только случайно, между прочим учитель (принадлежавший к так называемой интеллигенции) проводил здесь известные суждения о тягостях работы, податей, плохом вознаграждении рабочих и т. п. В кружках 2-го разряда собирались рабочие, уже получившие известную революционную подготовку в собраниях предыдущих кружков; здесь им читались лекции по истории и по учению социализма, при этом раздавалась для чтения «Рабочая газета» преступного содержания и объяснялась программа «Народной воли», к которой предлагалось им примкнуть.

Лица, уже вполне подготовленные в известной степени и усвоившие себе учение партии, имели быть избираемы в члены «центральной агитационной группы» известного района, имевшей уже непосредственное отношение к агенту того района. Для собрания такой центральной группы устраивались особые «рабочие квартиры», хозяином которых обыкновенно был семейный рабочий, преданный революционному делу, а жильцом студент, член партии, обязанный читать рабочим лекции и вообще руководить делом пропаганды и агитации, помогая в этом агенту района. Наряду с центральными группами рабочих, в среде интеллигенции, преимущественно же среди учащейся молодежи, образовались «учительские революционные кружки», главными задачами коих являлась разработка программ и рефератов для чтений рабочим, устройство самых чтений, пропаганда в рабочих кружках и т. д.

Для охранения всей организации во всем городе должен был действовать террористический отдел, состоящий приблизительно из десятка лиц. По мысли членов партии «Народной воли», центральные кружки за неделю до восстания должны были быть подготовляемы к образованию боевых дружин для проведения в рабочем населении социалистических тенденций и для защиты своих требований, выражение которых в определенной формуле лежало на обязанности учительских кружков; эти же последние своею деятельностью должны были сослужить еще одну службу революционному делу, а именно соединить учащуюся молодежь с рабочими на баррикадах.

Независимо от приведенных общих указаний Рысаков назвал некоторых лиц, принимавших то или другое участие в организации. Так, на себя самого он указал как на агента Васильевского острова, на ...Софью Перовскую — как на агента Петербургской стороны и, наконец, на ...бывшего студента Технологического института Игнатия Гриневицкого, известного в революционной среде под прозвищем Котика, Михаила Ивановича и Николая или Николаева, — как на агента Выборгской стороны и Измайловского полка. Кроме того, Рысаков указал на рабочих Кирилла Никифорова Ильина, Алексея Егорова Скворцова, Тимофея Михайлова, Михаила Лебедева и Ивана Гаврилова (в последнее время отставшего от партии) как на членов центральной группы района Васильевского острова, причем Михайлов и Лебедев, по словам Рысакова, были в то же время и членами террористического отдела. Местом собрания этой группы служила квартира Ивана Гаврилова в доме № 37 по Среднему проспекту.
При этом Рысаков заявил о стремлении другой фракции революционной партии, так называемой партии «Черного передела», организовать свои кружки для образования рабочих и мирной пропаганды в среде их; причем как на одного из деятелей этой партии указал на студента С.-Петербургского университета Дубровина."

Из прокурорского заключения по делу о 85 пропагандистах: "Изложив таким образом сущность рабочей организации, Рысаков добавил, что приводимые им сведения рисуют ее, так сказать, в „идеальном" виде; на самом же деле далеко не все районы были сформированы окончательно, например, рабочих квартир, назначенных по одной на каждый район, первое время было всего 1—2 на весь город, так что в них собирались выдающиеся рабочие всех местностей. Независимо от приведенных общих указаний Рысаков назвал некоторых лиц, принимавших то или другое участие в организации.

...Студент Петр Попович ...в ноябре познакомился в университете со студентом Каковским, сблизился с ним и услыхал от него, что существует кружок лиц, устроивших занятия с рабочими. Видя, что обвиняемый интересуется этими занятиями, Каковский предложил ему принять в них участие и, когда он, Попович, выразил на то свое согласие, указал ему рабочую квартиру в доме № 33/35 по Большой Дворянской улице, где жили Алексей Скворцов и Павел Егоров, в которой, по его словам, необходимо было поселиться, что обвиняемый и исполнил. На этой квартире он, Попович, прожил до своего задержания, сперва около месяца со студентом Арнольдом Гроссманом, а потом с Паули. Здесь он последовательно познакомился с рабочими — Скворцовым, его братом Павлом Егоровым, а также Тимофеем Михайловым и Ильиным, приходившими к Скворцову. С ними, кроме Ильина, он стал заниматься арифметикой, географией, историей и другими науками по особой программе, сообщенной ему Каковским. В программе этой по истории рекомендовалось выставлять возможно ярче темные стороны правительственного строя и клонить дело к отрицанию власти монарха и к утверждению народного самоуправления, причем обращать особое внимание на те эпохи, которые ознаменовались сильным поднятием народного духа, как-то: эпоха смутного времени, бунтов Стеньки Разина и Пугачева и т. п. Задачи по арифметике рекомендовалось задавать на темы рабочей платы, доходов и прибылей и т. д.".

А.Д.Михайлов, 1881г.: "Фабричный вопрос для нас вопрос будущего."

Л.А.Тихомиров: "Рабочих, способных к классовой диктатуре, почти не существует. Стало быть, политической власти ему не доставишь."

А.Желябов: "Я знаю много очень умных, энергичных общественных мужиков, которые теперь сторонятся от мирских дел, потому что крупного общественного дела они себе не выработали, не имеют, а делаться мучениками из-за мелочей—не желают: они люди рабочие, здоровые, прелесть жизни понимают и вовсе не хотят из-за пустяков лишиться всего, что имеют. Конституция дала бы им возможность действовать по этим мелочам, не делаясь мучениками, и они энергично взялись бы за дело. А потом, выработавши себе крупный общественный идеал, не туманный, как теперь, а ясный, осязательный, и создавши великое дело,— эти люди уже ни перед чем не остановятся, станут теми героями., каких нам показывает иногда сектантство. Народная партия образуется именно таким путем".

"Народная Воля": "...У таких людей как Желябов Перовская, Халтурин, Тригони и т. д. личная деятельность среди рабочих поглощала значительную часть сил даже в самый разгар террористической борьбы».

Из заключения прокурора Петербургской судебной палаты по делу о 21 народнике, 21 июня 1882 г.: "По словам Борейши, он осенью 1881 г. при посредстве Теллалова познакомился со студентом С.-Петербургского университета Компанцем. Затем он стал бывать на сходках, собиравшихся на квартире Компанца, в доме № 28 по 7-й линии Васильевского острова, для обсуждения деятельности участников их в среде петербургских рабочих. Деятельность эта должна была состоять первоначально в образовании и развитии рабочих, а также в уяснении им темных сторон их быта, доступных их пониманию, а затем в пропаганде в их среде на почве нелегальных изданий, конечною целью каковой пропаганды являлось насильственное совершение государственного переворота в духе программы партии «Народной воли». Участники собраний должны были для занятий с рабочими выбрать себе определенные районы, а также постараться устроить особые рабочие квартиры.

Впрочем, практическая деятельность членов собраний до самого ареста его, Борейши, ограничилась лишь рядом случайных знакомств с рабочими, свиданий и бесед с ними в трактирах, портерных и передачей им №№ революционных изданий — «Рабочей газеты» и «Зерна». Точных же районов деятельности, а также определенной программы выработать не удалось, равно как и устроить специальные рабочие квартиры, так как деньги, даваемые участниками собраний на устройство означенных квартир, рабочие обыкновенно пропивали. Кроме того, Борейша сделал и ряд более или менее определенных указаний относительно членов кружка, бывавших на собраниях у Компанца, а также рабочих, с коими впоследствии он, Борейша, познакомился при посредстве участников этих собраний. Из числа членов кружка Борейша, кроме Теллалова и самого Компанца, назвал еще Ивана Перова, Евгения Сидоренко и Николая Судакова, известных ему под именами Ивана, Семена и Антона Петровича, а также некоего Ивана Ивановича, личность которого осталась невыясненною. Что же касается до рабочих, то относительно их Борейша не дал точных указаний, называя их лишь по именам, и имеете с тем объяснил, что все они были люди вполне неразвитые, не принимавшие никакого активного участия в пропаганде."

 "Календарь Народной Воли":"В организационном отношении—первоначальное воздействие на рабочих лежало на обязанности местных групп, которые должны были иметь «рабочие подгруппы».

В Спб. же был организован «Центр. раб. кружок», непосредственно связанный с Исполн. Ком. и имевший несколько своих подгрупп, разветвленных в массе рабочих."

Градоначальник С-Петербурга, донесение в Департамент полиции, январь 1881 г.: "На Новой бумагопрядильне, Резиновой мануфактуре, заводах Путиловском, Патронном, Балтийском замечено сильное возбуждение по поводу дороговизны продуктов, квартир и в особенности по случаю увольнения рабочих. Некоторые же отдельные личности предлагают собраться всем ко двору государя императора и просить помощи

В.Панкратов: " ...Среди отчаявшихся рабочих в конце 1880 г. действительно слышались подобные предложения: Не собраться ли всем, да не двинуться ли к Зимнему дворцу с требованием работы".

С.С.Волк: "Центральный кружок образовал две агитационные группы В первую входили И. Каковский, И. Гриневицкий, В. Перов, Е. Сидоренко, Т. Михайлов. В 1881 г. ее пополнили Ф. Компанец, Е. Введенский, Н. Судаков, И. Морозов, А. Борейша; во вторую -Л. Коган-Бернштейн, П. Подбельский, П. Попович, Н. Флеров, В. Бодаев, В. Богораз. Считались членами этой группы также Франжоли и Каковский.

В группах бывали Желябов, Перовская, Исаев. Несколько обособленной была группа студентов Учительского института. (И. Попов, П. Скворцов, Я. Душечкин). В каждом районе действовал от имени партии специальный организатор — агент, который являлся представителем Исполнительного комитета и поддерживал с ним связь. Агентом Петербургской стороны являлась, например, Перовская, Выборгской стороны и Измайловской части — Гриневицкий, Васильевского острова — Каковский, а затем Рысаков. "

И.И.Попов: "Рабочих, крестьян и трудовую интеллигенцию мы объединяли в одну группу и противопоставляли ей народившуюся буржуазию, землевладельцев и бюрократию с царем во главе....Если рабочие оказывались дельными, интересующимися, достаточно развитыми людьми, мы начинали заниматься с ними отдельно..."

Боевая рабочая дружина

А.Желябов: "Данная дружина, входя в состав боевых сил Исполнительного комитета, имела целью: 1) устранение шпионов, действующих в рабочей среде; 2) привлечение лучших рабочих к участию в подобных делах; 3) собирание определившихся лиц в группы для самостоятельного исполнения террористических предприятий, намеченных рабочей организацией; 4) группы эти должны быть готовы принять на себя инициативу инсуррекционного движения, которое партия считает почти неизбежной переходной ступенью в деятельности подготовительной ко всеобщей революции; 5) наконец, боевая дружина служит школой для выработки из себя характеров, способных к самопожертвованию в интересах общего дела."

Н.Рысаков: "По поводу боевой дружины, членом которой состоял я и которая была сформирована Желябовым, я заявляю: цель боевой дружины я представлял себе одну—охрану рабочего дела от шпионов, как чисто специальную. Другие цели вносить в условия нашей организации не представлялось необходимым и даже отчасти невозможным. Рабочая боевая организация не могла, например, убить Мезенцова или кого-либо из должностных лиц, как не вредящих нашему делу прямо, она не могла и не должна была по своим условиям раскидываться, а должна была сохранять известную систему. Затем выбор лиц, подлежащих мщению организации, не должен был выходить за пределы, определенные целью,—охрана движения от шпионов,— по крайней мере, организация не могла самостоятельно наметить такое лицо, потому что могла, по незнанию всех условий революционного движения, повредить ему, т. е. движению. Скажу даже больше — она не имела права на деятельность, выходящую за пределы ее специальности. Служила ли рабочая организация контингентом для выбора некоторых ее членов, по крайней мере, на другие цели, как, напр[имер], на покушение 1 марта, я ответить утвердительно не могу. “Для выработки характеров”, для помощи, поддержки вспомогательный комитет, по моему мнению, через одного из своих членов мог обратиться в организацию с таким запросом и, стало быть, вызвать “добровольцев”,— одно это название указывает на то, что добровольцы из рабочей организации призываются для дела, которое в их цель не входит, таково было дело 1 марта 1881 г.

...Захар, (А.Желябов), как он назывался в среде рабочих, которым читал лекции, о чем я знаю от некоторых рабочих.

...Рабочая организация, ...преследовала следующие свои задачи: агитацию среди рабочих, редактирование “Рабочей газеты” и, наконец, охрану рабочих от лиц, стремящихся расстроить революционное движение, которых мы называем шпионами. В редактировании газеты я не участвовал ...в агитационную группу я был приглашен членом в январе месяце. Цель агитационной группы была — руководить рабочее движение. Для большей системы и правильности каждый член группы ведал дело своего района, т. е. заводил связи по заводам, группировал рабочих в кружки, и сводил кружки с учителями для пропаганды, читал лекции более определившимся рабочим по истории России, по истории движения социализма в России и в Западной Европе и, наконец, подготовлял рабочих к открытому восстанию, стараясь организовывать лучших рабочих в особые центральные группы, которые в горячую минуту могли бы встать во главе движения и поддержать его.
Почти рядом с агитационной группой стоял террористический отдел, членами которого были или члены агитационной группы, как Котик (И.Гриневицкий), Желябов и я, или сознательные революционеры из среды рабочих, не входящие в агитационную группу, как Тимофей Михайлов.
Состав же агитационной группы был несколько больше,— в нее входили: Желябов, Котик, женщина, мне неизвестная но которую я назвал в первом моем показании блондинкой (С.Перовская), Инвалид и я.

...В то время когда я был приглашен в агитационную группу, террористического отдела не существовало и надобности в нем кажется, было не видно, потому что агитация шла успешно и нападок на наше движение не было, особенно чувствительных. Террористическая группа образовалась тогда, когда пошли между нас и рабочих тревожные слухи об арестах рабочих-радикалов, образовалась стало быть, в феврале месяце."

Т.Михайлов: "...Что меня побудило быть террористом, то, что, когда я развивал своих рабочих товарищей, предлагал делать забастовки на заводах, группировал их в артели для того, чтобы они работали не на одних капиталистов, за мной поставили шпионов. Вот когда я отказался от заводской работы и заявил Желябову, что я буду террористом. Он прикомандировал меня к боевой дружине, которая защищает рабочего человека".

Н.Рысаков: "Агитационная группа, тесно связанная со своим террористическим отделом, потому что членами той и другой были почти одни и те же лица, чуть ли не целиком погибла при покушении. Погибла не ради случайности, а ради того, что члены ее вышли добровольцами: Перовская, Желябов, Котик и я. Значит, самая плодотворная организация, народная интеллигенция еще до покушения могла считать себя лишенной руководства, лишенной связи с партией, потому что большая половина членов группы жертвовалась на покушение. А при солидном желании победы подобного условия быть не могло, агитационная группа должна бы целиком сохраниться, а дело покушения вестись Исполнительным комитетом. Сельская организация тем же обстоятельством лишалась связи отчасти с партией, именно настолько, насколько городское заводское население влияет на деревню. Значит, партия, начиная восстание, своими руками обрывала те нити в городской рабочей и сельской крестьянской организации, которые дали бы ей возможность овладеть движением. Я думаю, что прибавив то обстоятельство, что баррикады агитировались за неделю, maximum, до покушения, можно видеть, насколько легко партия относилась к обеспечению победы, к овладению, наконец, движением и стремилась только произвести восстание."

Рабочие организации после 1 марта

В.Панкратов: "В начале мая (1881г.) уже были организованы довольно многочисленный группы — на Обуховском, Чугунном, Семянниковском, Балтийском заводах, у Нобеля, Фридланда, Голубева, Леснера, за Невской заставой, на Варшавской железной дороге, у Берда и на других. Во многих местах завели своих дворников, которые предупреждали рабочих о шпионах, о слежке и даже арестах, передавали паспорта. Явилась потребность перенести пропаганду в другие города. Нелегальные интеллигенты, посещавшие рабочих под разными кличками, поддерживали приподнятое настроение. Особенной популярностью пользовались «Сидорыч», Андрей Петрович, «Сеня», Ивановский, Василий Максимыч и друг., теперь уже сошедшие в могилу. Некоторые были чернопередельцы, потом примкнувшие к организации Нар. Воли. Рабочие наиболее развитые не обращали внимания на их теоретические разногласия, одинаково принимали как тех, так и других, лишь бы они занимались с рабочими, доставляли революционную литературу. Но по мере того, как пропаганда стала расширяться, она захватывала и слабый элемент, который сказывался при арестах. Арестовали несколько кружков, и для Судейкина, Янковского и др. сделалось ясным, что петербургские рабочие «заражены крамолой». Они пустили в ход все: деньги, угрозы, провокацию.

Такими средствами они надеялись сломить упорство непокорных. Но достигли обратного: рабочие озлоблялись, передавали свое раздражение товарищам. Нравственный разврат, посеянный Судейкиным, не помог ему, хотя сильно связывал руки рабочим; зарождалось какое-то недоверие. «Прямо не знаешь, что делать. Идешь к своему, а смотришь—он продался», говорили некоторые рабочие, которым чаще приходилось бегать по заводам, разносить литературу, созывать на сходки: «тот сидит без работы и пьянствует, мотает деньги. Откуда они? Разумеется из секретного отделения: другой обзавелся новым дорогим костюмом, а неделю назад сидел без сапог и в рваных брюках. Надо следить за ребятами—стоит двух-трех проучить, другие сами перестанут». На Балтийском и Семянниковском заводах образовались группы рабочих, задавшихся целью выслеживать, откуда берутся эти средства.
Н. был вообще удалой, энергичный и предприимчивый парень, человек смелый до безумия. На ...малодушных он прямо наводил ужас и месяца через два совершенно очистил Балтийский завод от предателей. Но не везде так легко удавалось открыть и освободиться от продажных товарищей. Пропаганда опять приняла более скрытный характер. Тогда жандармы пустили в ход провокацию.

С юга явился рабочий Прейм, которому в Ростове грозила уголовная кара: он украл медные подшипники с целого поезда и продал их, а сам скрылся. Не знаю, был ли он когда в ростовском кружке чернопередельцев, но, приехав в Петербург, сошелся с рабочим Сусловым, жившим на содержании у Судейкина. Тот познакомил его с последним, и договор был заключен. Суслов же ввел его в один из рабочих кружков, отрекомендовав как старого приятеля, ловкого, энергичного.

Прейм действительно был ловок, что подтверждается продажей подшипников и пронырливостью, с которой он проникал всюду, но у него не хватало выдержки. Деньги, получаемые у Судейкина, он транжирил и пропивал, что не могло не вызвать подозрений. Замысел его был — по возможности познакомиться со всеми передовыми рабочими и сразу всех выдать, поэтому он сначала никого не выдавал, но старательно вел разведки, пользуясь неопытностью малосознательных. Через них он узнал о рабочих сходках, которые происходили за заводом. Ему хотелось попасть на эти сходки, но не удавалось, Многие прямо говорили, что он предатель, и требовали его устранения. Другие же, наоборот, защищали его, указывая на то, что явных улик нет никаких, а есть только подозрения. Если бы он был предателем, с ним бы не поддерживали сношений ни Егорыч, ни Петрович, говорили они (последние два — нелегальные интеллигенты). Но как бы то ни было, отношение к Прейму изменилось.

Он и сам стал замечать недоверие. Иногда куда то пропадал, но выдавать еще не решался: ему хотелось завести как можно более широкое знакомство на всех заводах и одним ударом уничтожить все. Но вышло иное. В одном из трактиров он провалил двух интеллигентов и тем выдал себя. Среди рабочих носился слух, что Судейкин представлял его Александру III, которому он будто бы дал слово вывести всю крамолу среди рабочих. Негодование против такого провокатора было ужасное. Он чувствовал это и некоторое время никуда не показывался. Эту предательскую особу всегда охраняли два или три шпиона. Наконец он вновь явился: ему захотелось новых знакомств, которые уже были приготовлены во многих местах с тем, чтобы из них он никогда не возвратился. 29 июня, во время гулянья на Смоленском кладбище, уже валялся его труп, обнаруженный только на другой день. При нем была найдена записка с перечислением фамилий тех рабочих, которых он собирался продать. По этому списку произвели аресты и совершенно разгромили некоторые кружки. Суслов исчез, боясь участи Прейма. Судейкин же снова возвратился к прежнему средству—развращать рабочих деньгами.

Чернопередельцы в несколько месяцев выпустили несколько номеров «Зерна». Появились новые интеллигенты; посещения их сделались чаще. Чаще устраивались рабочие сходки, на которых они выясняли рабочим их положение, призывали к дружной, непрестанной борьбе. Речи Теллалова особенно нравились рабочим; он говорил всегда горячо, просто и коротко. Каждое слово его жгло рабочих, будило энергию. В это время были и другие, но общим любимцем оставался Теллалов. Недаром чернопередельцы обвиняли его в том, что он привлек в ряды Народной Воли самых видных членов их партии.

Многие рабочие понимали, что уже в то время обе организации работали совместно. Народовольцы часто передавали рабочие кружки чернопередельцам, приносили чернопередельческую нелегальную литературу. С ней уже не обращались так бережливо и скупо, как прежде, но щедро раздавали повсюду. На некоторых заводах ее расклеивали или разбрасывали по инструментальным ящикам в мастерских.

В то время, когда Петербург кипел революционной жизнью, Москва как то дремала. Несколько месяцев здесь работал С. Халтурин. Он завел знакомство с рабочими на Комиссаровском заводе и в мастерских курской ж. д. По приезде Желвакова в Москву, он вместе с ним отправился на юг, предложив революционерам обратить внимание на Москву.

Несколько лет московские рабочие были предоставлены самим себе. Главным образом работа здесь велась среди студенчества. Не знаю, чем это объяснить, но теперь было решено поставить здесь рабочее дело так же, как и в Петербурге. Перед отъездом Халтурина сюда были вызваны рабочие с юга и с севера. Двое из последних скоро пристроились на заводах. Надо оговориться, что московские рабочие того времени во многом уступали петербургским: они были менее развиты, с меньшим чувством собственного достоинства держали себя с администрацией и хозяевами, меньше зарабатывали. Петербургские рабочие если не каждый день, то хоть в праздники читали газеты, у московских же любимым препровождением времени было чаепитие в трактирах, да и безграмотных здесь было гораздо больше, чем в Петербурге. Кроме того, московские рабочие отличались крайней неподвижностью, громадное большинство из них нигде, кроме Москвы, не бывало. Впрочем это последнее обстоятельство облегчало работу. Всякие рассказы о том, как живут рабочие в других городах, привлекали их внимание, и приезжий новичок делался чуть ли не героем.

Интересно отметить, насколько московские рабочие стояли в стороне почти с 78 г. Один из приезжих рабочих революционеров наткнулся на целую группу рабочих на смоленской ж.д., сохранившуюся еще со времени процесса 50-ти. Они говорили, что с того времени не имели никаких революционных связей, не читали ни одного революционного издания и знали о существовании организаций только по легальным газетам и тем фактам, которыми заявлял о себе Исп. Ком.  Когда их спрашивали, делали ли они что либо за это время, отвечали—ничего, потому что чувствовали себя оторванными. На других заводах встречались тоже такие отдельные лица, которые охотно присоединялись к рабочим кружкам. В Москве существовала сапожная мастерская, переведенная с юга чернопередельцами. Организована она была по старому шаблону; в ней было .только трое: двое уже сознательных, третий новичок, Из него они должны были воспитать революционера. Днем все работали вместе сапоги, а по вечерам читали, беседовали. Такой способ пропаганды оказался никуда не годным, не стоил труда. Сидеть двоим над одним было уже слишком бесплодно. Кроме того вести пропаганду среди ремесленников того времени было дело чрезвычайно трудное, дававшее к тому же ничтожные результаты. Не говоря уже об умственном и нравственном уровне ремесленников, но главное у них не замечалось и настроения, которого и быть не могло благодаря тому, что они живут и работают в маленьких мастерских с пятью-шестью рабочими, всегда на глазах у хозяина. Их рабочий день от 14 до 15 часов. Какой же может быть интерес к революции. Правда, встречались отдельные личности, но чересчур редко. Сапожная мастерская быстро расстроилась, просуществовав месяца 2 и завербовав только одного человека.

В начале февраля 82 г. в Москве начались провалы среди нелегальных интеллигентов. Новое предательство рабочего Степана Белова. Были арестованы: Юрий Богданович, Златопольский, А. Буланов и др. Оставшиеся разъехались, за исключением немногих, но и те некоторое время не показывались. За рабочими Мартыновым и П. стали следить. Необходимо было скрыться, передав рабочих кому-либо из интеллигентов. Между некоторыми рабочими и уцелевшими интеллигентами возникло недоразумение. Первые упрекали последних в том, что те мало уделяли времени на занятия с рабочими. Решили обратиться к петербургской организации, но дело скоро уладилось: рабочие узнали причину невнимания — это аресты. Как раз выхватили тех, которые брали на себя роль руководителей рабочих. Успевшие скрыться переселились в другие города, в виду того, что рабочий Степан Белов был заподозрен в предательстве.

Жизнь юга в 82—83 гг. нисколько отличалась от жизни севера. В Харькове существовало два течения: чернопередельческое и народовольческое. Это разграничение сказывалось и на рабочих. Народовольцы имели свой кружок на железной дороге и в Полтаве. Чернопередельцы — на мелких заводах. Крупных заводов в Харькове не было. Здесь отношения чернопередельцев к народовольцам не были так миролюбивы. как в СПБ. Одному из членов рабочей организации пришлось натолкнуться на такой случай. Однажды в обеденное время он вел разговор с новыми рабочими на тему о программах. Подходит пожилой строгальщик прислушивается и вдруг прерывает. «А разве вы не знаете, что народовольцы силою заставляют своих членов идти на террористическая предприятия!...» «Какой жандарм или глупец сказал вам это — прерывает его другой — разве, например, тебя можно силою послать на такое дело?» «Мне так говорили люди знающие» — возражает строгальщик.

В 81 и 82 г. харьковские рабочие вели только пропаганду, организовали рабочие кружки. Наибольшею энергией отличался у Н. В. Яков Сабко, арестованный в 83 г. и умерший в харьковской тюрьме через несколько месяцев, и еще несколько лиц. У чернопередельцев — Федор Шкряба, потом поступивший на службу Судейкина и убитый Антоновым в 84 году за предательство. На харьковской рабочей группе лежала обязанность перевозки нелегальной литературы в южные районы. Доставка была организована очень искусно, кажется Ан-м, и просуществовала весьма долго, с начала 82 по 84 г.

К Харьковскому району примыкали Ростов на Дону, Таганрог и Полтава, После арестов в 79 году, когда ростовцы разгромили несколько участков и разогнали городскую полицию, совершенно овладев городом, они теперь как будто отдыхали. Буйный город затих, но не потому, что аресты выхватили передовой элемент, а просто вследствие того, что другие города не откликнулись. В 80, 81 и 82 гг. настроение здесь было таково, что достаточно было где-нибудь произвести бурю, ростовцы немедленно бы поднялись. Замечательно, что здесь и босяк настроен был революционно и был проникнут такой ненавистью к полиции, что достаточно было малейшего повода, чтоб снова поднять его. Ростовские революционеры не оставляли его без внимания: у них имелось несколько человек матросов и кочегаров, которые вели пропаганду только среди береговых рабочих, но никакой организации создать не удалось. Вся деятельность сводилась только к пропаганде. Босяк неусидчив, не привязывается к одному и тому же месту, он переселяется очень быстро. Но благодаря своей подвижности, он занес революционный дух и в Грушевские каменноугольные копи. Наиболее постоянная часть босяков, живущая в Ростове, не была затронута отчасти потому, что невыносимые условия жизни свели ее на самую низкую ступень человечества. Она только знала работать и пить; отчасти это были мещане, небогатые домовладельцы, извозчики и крестьяне,—тоже довольно консервативный элемент, мечтающий о торговле.

Совсем другое представляли заводские рабочие. Это была однородная рабочая масса, образовавшаяся по большей части из пришлых мастеровых со всех концов России. Между ними издавна велась пропаганда и пропаганда смешанная. Среди нее работали и чернопередельцы и народовольцы и местная учащаяся молодежь и члены организаций из других городов. В 82 г. весною здесь царили патриархальные порядки, несмотря на провал 81 г., когда было арестовано несколько человек. Каждый знал всех и все знали каждого. По праздникам сходились целыми толпами в одну квартиру как интеллигенция, так и рабочие. Несостоятельность такого порядка тотчас же сказалась, как только провалились двое студентов, когда-то жившие здесь. Один — Литвинов — рассказал все о Ростове. Произвели обыски, но только благодаря тому, что ни у кого ничего не нашли, дело кончилось благополучно, отделались надзором до поры до времени. После этого произошла группировка. Организовался центральный кружок, завел постоянную связь с центральной группой Народной Воли. Многим это не понравилось, но потом все примирились, видя, что при таких условиях рабочие проявляют больше инициативы и энергии. Возникла мысль устроить типографию, кассу. Главным очагом были мастерские владикавказской ж. д., отсюда уже заводились кружки на заводе Пастухова, Граммана и др. Центральный кружок поставил себя так, что рабочие по всем вопросам обращались то к тому, то к другому из его членов, не подозревая существования связи между ними. Когда осенью одному из учеников на ж. д. сбавили плату, рабочие предоставили решение вопроса членам этой группы, которая увлекла за собою всех, и ученик был удовлетворен. Позже рабочие разгромили мастерские и наказали почти всех мастеров. В конце 83 г. этот кружок издавал гектографированную газету, статьи которой были писаны исключительно рабочими. Ростовская группа выделила из себя ряд деятельных личностей и разослала их в другие города: Ник.Мартынов, ..Андрей Карпенко.

Когда торопливые упрекали его в том, что он пичкает рабочих только легальной литературой, Карпенко отвечал:» «надо фундамент заложить крепкий, тогда вам все что угодно. Наша нелегальщина бедна. Я сам до сих пор прочел всего 3 или 4 №№ Народной Воли. Научись из легальных книг выхватить нужное. Мы все хотим взвалить на интеллигентов: они придут, разжуют и в рот положат. У них и без того много работы. Мы сами должны работать над собой и над своими товарищами, с которыми бываем каждый день. Интеллигент к нам может явиться раз-два в неделю. Многому не научимся. А ведь скоро придется разъезжаться: во многих городах у нас совсем нет связей. Мы не знаем, что случится, может быть повторится новый март, а мы не сможем поддержать его ничем. Так никогда ничего и не добьемся. Рабочие должны привыкать самостоятельно работать, не дожидаясь подталкиваний».

С такими призывами Карпенко часто обращался к своим товарищам. В его молодой голове зарождались самые широкие планы. Поставив дело на широкую ногу в Ростове, организовав несколько центральных кружков, типографию, установив прочные связи с Новочеркасском, Воронежем, Грушевскими копями, он думал уговорить товарищей разъехаться по другим рабочим пунктам. В это время двое из его приятелей-рабочих заявили представителю центральной харьковской группы желание принять участие в террористических актах. Одному было отвечено откровенно, что он молод. Другого успокоили на время тем, что указали на необходимость немедленно поехать в Елисаветград и заняться там рабочей организацией. К таким мерам народовольцы часто прибегали, когда стремительные натуры одолевали их своими предложениями на боевую работу. Карпенко в то время очень нравились такие приемы. Вскоре он и сам уехал в Екатеринослав, быстро организовал здесь несколько кружков, а затем не устоял и заболел тою же болезнью, какою страдали почти все передовые рабочие того времени — мечтою о боевой деятельности. Да и трудно было сохранить буддийское спокойствие, когда кругом полицейские преследования, аресты, ссылки и казни. Мирная подготовительная работа казалась чем-то маленьким, обещавшим дать результаты только в далеком, далеком будущем. Затем Карпенко был переведен в Севастополь, где его и арестовали в 85 г.

Г.А.Лопатин, после знакомства в в 80-х гг. с передовыми рабочими Ростова на-Дону: "..Я прямо восхищался их развитостью и широтой взглядов. Не преувеличивая, могу сказать, что даже за границей не встречал таких рабочих... Удивляюсь, как они, работая на заводах с утра до вечера, могли столько прочесть и русской, и иностранной литературы — не только беллетристики, но и научных книг?"

В.Данилов: "В 85 г. в Ростове были произведены большие аресты, многих выслали в Сибирь и на север России. Из интеллигентных людей в 80 и 81 гг. здесь работали Сергей Пешекеров, К..Рафаэли и другие. В 82 г. при основании революционной группы Народной Воли — Л., Немоловский, Каншинцев, Желваков и др. Деятельность ростовской группы распространялась на Новочеркасск, Таганрог, Елисаветград и Екатеринослав. В 82 и 83 г. во всех этих пунктах уже имелись кружки. В Елисаветграде одному из членов кружка П. пришлось работать совершенно на неподготовленной, нетронутой почве. Тем не менее в течение двух месяцев здесь уже имелось два рабочих кружка, учащаяся молодежь принялась за гектографирование нелегальной литературы. Отгектографирована была программа рабочей партии Народной Воли. Тот же член ростовской группы был вызван в Севастополь, который было необходимо связать с харьковским районом. Здесь велась работа и прежде Поликарповым, Телепневым и др. Были связи среди рабочих и матросов. Но аресты в 82 г. разрушили организацию. В таких местах нетрудно было восстановить порванные связи: всегда находились или остатки организации, или же люди близко стоявшие к ней. По этим связям восстановлялись организации, или же заводилась новая.
Но в то время Севастополь не представлял особенного интереса для рабочего движения, кроме переправочного пункта нелегальной литературы из-за границы в Poccию. Поэтому сознательные рабочие недолго оставались здесь и переселялись в центры: в Харьков, Одессу и Киев. Сношения с Севастополем были довольно оживленные. Сюда часто наезжали не только из центров, но и рабочие из организаций.
Сравнивая условия жизни западной части юга: Одессу, Николаев, Полтаву и Киев того времени, нельзя было не заметить громадной разницы. Полиция этого района была поставлена лучше, а на помощь ей часто являлось предательство. В 81 и 82 г. рабочий Меркулов провалил в Одессе все, что знал. Затем военный прокурор Стрельников делал беспрестанные набеги, производил массовые аресты, запугивал молодых рабочих и вел себя на допросах грубо и дерзко. Благодаря такой системе, он часто разрушал местные организации. Но Исполнительный Комитет уже решил покончить со Стрельниковым.
В 1882 году он был убит в Одессе Желваковым...
Одесса ожила. Среди рабочих организовались новые кружки, распространившие свою деятельность на солдат и матросов. В Николаеве и Полтаве вел рабочее дело Петр Антонов (содержавшийся потом в шлиссельбургской крепости), уцелевший от всех погромов только благодаря тому, что жил нелегально. Свой боевой темперамент он передал и группам, организованным им. Когда в Полтаве оказался предатель, одна из групп проучила его, отстрелив ему ухо. Вскоре удалось завести связи с воронежскими рабочими. В Киеве, Одессе, Николаеве и Полтаве, несмотря на постоянные разгромы рабочих организаций, пропаганда и агитация не прекращались. На смену арестованным появлялись новые деятели. В 80 годах здесь работали: В. Иванов, В. Горинович, Немоловский. Бычков, Марейнис, Сухомлинов и многие другие.

С.Росси: "...Всех распропагандированных рабочих на Юге, как мне кажется, не меньше тысячи человек".

В.Панкратов: "Таково было положение рабочего дела на севере и юге России. Сеть революционной пропаганды и агитации была раскинута довольно широко, но трудно было удовлетворить все запросы жизни. Прежде всего, всегда и повсюду ощущался недостаток в литературе, которая могла бы заменить и дополнить устную пропаганду. Наша легальная литература служила почти единственным средством теоретического воспитания рабочих.

В то время часто говорили о пропаганде среди крестьян, но работа среди них носила почти случайный характер. Известно, что наши заводские и фабричные рабочие, попав в города, долгое время сохраняют связь с деревней, возвращаясь в последнюю на Рождество, на Пасху или на лето. Такие-то рабочие и служили проводниками революционных идей в деревне. Если бы в изобилии имелась народная литература, то с нею в руках рабочие могли бы занести в деревни очень много: устное слово легко забывается, печатное же никогда. Но что было делать, когда и для городов ее не хватало.

Приемы пропаганды были в то время почти такие же, что и теперь. Прежде всего с рабочими говорили об их экономических бедствиях, о том, что все создается трудом, труду должно и принадлежать, что все бедствия, невзгоды, нищета и невежество происходят от неправильного распределения продуктов труда. Если бы этого не было, то всем бы жилось хорошо; что фабриканты, помещики, заводчики обирают рабочих, и против них надо бороться. Но за эту борьбу сами рабочие знали, чем приходилось расплачиваться—тюрьмой и ссылкой. Правительство всегда на стороне богатых, а не рабочих.

Тогда пропаганда принимала политический характер: приходилось объяснять, что все правительство за одно с заводчиками, фабрикантами, попами и помещиками. Стоит только забунтовать рабочим против хозяев или помещиков, как сейчас же им на помощь полиция, жандармы, казаки и солдаты. Тогда как, если рабочих притесняют, за них не вступается никто; наоборот, за всякую жалобу сажают в тюрьму и ссылают в Сибирь. Рабочие должны завести другой порядок, при котором правители выбирались бы и устранялись народом. Но были и другие приемы, менее удачные. Начинались они отрицанием Бога, критикой духовенства или нападками на царя. Бывали примеры, что такая пропаганда кончалась дракой: пропагандиста колотили благочестивые и верные царю рабочие. Такой способ порицался почти всеми."

П.Моисеенко: "...Пропагандисту царя трогать тогда нельзя было. Сложилась даже поговорка: „Посуду бей, а самовар не трогай!"

В.Панкратов: "Иногда пропаганда велась в портерных или трактирах. Петербургские рабочие любят посещать эти заведения не потому, что там можно выпить, нет: там можно почитать газеты, журналы и поговорить. Заплати за кружку пива 5 коп. и сиди хоть целый день, читай газеты. В портерных же часто происходили свидания с интеллигентами. При пропаганде среди отдельных лиц особенное внимание обращалось на нравственность рабочего: требовалось, чтобы он был честный, некорыстолюбивый и трезвый хороший работник, только такой может пользоваться доверием и уважением среди рабочих. Только такого будут слушать. О пьяницах иногда говорили: «эк болтает спьяну, за стакан водки все продаст». Бывали, впрочем, примеры, когда, познакомившись с революционным делом, пьяницы бросали совершенно пить.

Часто упрекают Н. В. в том, что она вырывала наиболее энергичных рабочих и привлекала их к террору. Это совсем неверно. Дело обстояло очень просто. Рабочие-террористы вырабатывались самими условиями. Начиналось обыкновенно с того, что рабочий побьет мастера часто по собственной инициативе или поднимет какую-либо историю. Начинаются преследования. Менее твердая, менее постоянная натура, способная только в отдельные моменты активно проявляться, останавливается. Наиболее же устойчивая идет далее. Чем больше препятствий, тем сильнее у нее потребность сломить эти препятствия. А в них недостатка не было: на заводах притеснения, в тюрьме произвол. И вот от фабричного, заводского террора, переходят к политическому. Как это ни странно, но бывали примеры, когда на словах и в спорах человек громит всякий террористический поступок, а на деле оказывается террористом не только сам, но увлекает к тому же и толпу. Так было с Халтуриным в С.-П.Б., когда он работал на Патронном заводе.

Часто слышались жалобы на отсутствие массового движения. Некоторые из членов боевой организации предложили приурочить террористические акты к массовому движение. План был таков: сорганизовать ряд террористических предприятий и привести их в исполнение по возможности одновременно, в то же время подготовить восстание в нескольких городах и овладеть ими. В этом направлении и сосредоточить все силы. Грандиозный план нравился всем, тем более, что в Польше организовалась партия «Пролетариата». Явилась возможность войти с нею в соглашение и действовать совместно. Южная боевая дружина предложила съезд, на котором должны были участвовать представители северных организаций и представители «Пролетариата». На этом съезде предполагалось обсудить именно этот план."