Военная организация

В.Н.Фигнер: "Осень 1880 и начало 1881 года была временем усиленной пропаганды и организационной работы партии «Народная Воля». ...К этому блестящему периоду деятельности Исполнительного Комитета относится основание им военной организации партии «Народная Воля. Сознание, что в армии необходимо приобретать сторонников не в виде случайного привлечения отдельных лиц, поглощаемых революционной средой, но в виде систематического накопления в самом войске революционных элементов для вооруженной борьбы с самодержавием, — такое сознание совершенно отсутствовало в эпоху 70-х годов. Только «Народная Воля» сделала работу среди военных очередной задачей революционной партии. Военные были и в «процессе 193-х», и в «деле 50-ти» (П. А. Кропоткин, Л. Э. Шишко, С. Кравчинский и др.), но они являлись обыкновенными пропагандистами, покидали свою среду, «шли в народ» — к крестьянам и городским рабочим. «Народная Воля», выдвинувшая на первый план политическую борьбу, свержение самодержавного правительства и завоевание свобод вооруженной рукой, не могла не понимать, что без организованной силы армии нельзя рассчитывать на победу необученных военному делу народных масс. Поэтому, после разделения общества «Земля и Воля», когда кончилась сначала организованная работа, необходимая для конституирования новой партии, а потом все приготовления к покушению на царя в Москве, Одессе и под Александровском, агенты Исполнительного Комитета стали искать связей в военной среде с целью подготовить кадры будущей военной организации для активной поддержки народного восстания, когда оно произойдет организованно или стихийно.  
Какого рода будет эта организация и ее отношение к Исполнительному Комитету — тогда еще не намечалось. Это было бы праздным делом, пока не имелось определенного материала для практического применения плана. Была важна самая постановка вопроса, что революционная партия, стремящаяся в первую очередь к насильственному ниспровержению самодержавия, должна искать опоры в войске, иметь в нем союзника, который в иных случаях пассивно, в других — активно оказал бы поддержку ей в момент, когда это будет нужно. 
В общих чертах эта постановка была сделана в «Объяснительной записке» о подготовительной работе партии, составленной зимой 1879—1880 гг. Комитетом. В этой записке среди других отделов был отдел, говоривший о деятельности в войске, хотя далеко не в тех очертаниях, какие определились осенью 1880 года. В ту же зиму 1879—1880 гг. было положено начало сношениям Комитета с морскими офицерами Кронштадта, через посредство лейтенанта Суханова, и с артиллеристами Петербурга, главным образом через С. Дегаева. Раньше он служил в крепостной артиллерии в Кронштадте, некоторое время был в Артиллерийской академии, но, был исключен за неблагонадежность. Почва для этих сношений была подготовлена еще в предшествовавшие годы частью кружками самообразования, как это было в морском училище в 1871—1872 гг., когда в таком кружке участвовали Суханов, Серебряков, Луцкий и др., которых потом в шутку называли «китоловами». Это название имело свое происхождение от объяснения, которое давали участники кружка своему начальству, открывшему благодаря доносу существование «тайного общества» в стенах училища. Члены кружка указывали, что они имели в виду развитие промыслов северной России, — мысль, которую дало сочинение Максимова об этих промыслах. По одной версии, это объяснение было придумано для начальства, которое само было радо придать делу невинный характер; по другому рассказу, слышанному мною, юноши действительно предполагали заняться ловлей китов для добывания материальных средств на дело революции. Но и сама жизнь не могла не захватывать своим влиянием хотя бы части военного сословия: существовала легальная литература народолюбческого направления; прошла полоса движения молодежи в народ; происходили политические процессы семидесятых годов; шли аресты по всем города России, и еще до появления «Народной Воли», начиная с выстрела Веры Засулич в 1878 году целый ряд террористических актов волновал общественное мнение России (убийство Мезенцова, покушение на Дрентельна в Петербурге, убийство Гейкинга в Киеве губернатора Кропоткина в Харькове, покушение на жизнь Александра II). Было бы неестественно, если бы в армии и во флоте за все это время все поголовно оставались глухи к тому, что происходило вне военной среды И действительно, мы видим, что в 1878 году самостоятельно образовавшийся кружок из морских офицеров и гардемаринов (А. Буланов, Вырубов, Лавров и другие ведет пропаганду среди нижних чинов в Кронштадте.

Русско-турецкая война, освобождение Болгарии и введение конституции в этой стране тоже сделали свое дело Война выявила во всей наготе безобразие русских порядков: бессовестное хищение и казнокрадство, отсутствие какого бы то ни было попечения о солдате, оборванном, голодающем, лишенном медицинской помощи и т. д. Офицерство не могло не задумываться над причинами всех этих злоупотреблений и не искать средств для искоренения их. Болгарию освобождали от турецкого ига, вводили в ней конституцию, а Россию оставляли в политическом рабстве, при прежнем самодержавии."

М.Ю.Ашенбреннер: "У некоторых офицеров явилась мысль о плодотворности сближения солдат с рабочими и о наибольшей действительности пропаганды через посредство опытных рабочих с тем, чтобы офицеры создавали самые благоприятные условия для сближения солдат с рабочими. Такой план, помимо наибольшей успешности пропаганды, приводил к важным последствиям, именно имел в виду, что инициатива пропаганды или возмущения будет исходить не только от офицеров, но и от самих солдат. В таком случае руководители могли бы рассчитывать на большее доверие и на лучшее повиновение солдат.
Офицеры должны были указывать рабочим на подходящих людей; создавать для свидания самые благоприятные условия, всячески оберегать своих избранников и давать им наиболее влиятельные должности, оставаясь сами в тени.
Итак, по мнению радикальных офицеров главные условия успешности пропаганды и агитации в войсках были: 1) самодовлеющая власть, оторванность от общества и народа и система управления, основанная на полицейском бескорыстии, на неподкупности крепостников, прожигателей своего благоприобретенного неправдой достояния, на голодных и забитых чиновниках-писарях, орошавших Россию чернильным дождем, на оглушенных беспардонным режимом солдатах, на громилах, готовых за чарку водки зарезать свою мать, да на народной темноте. Эта противообщественная система, обращая свои карательные средства самоохранения в свои постоянные цели, отступая все назад и назад, вела Россию к великой разрухе и даже к эпохе великого переселения народов российских, ибо, ссылая массами свою интеллигенцию и молодежь, не забывала и поляков, и украинцев, и евреев, и финнов, и кавказских инородцев, и раскольников всякого толка.

....Для мобилизации военной силы нужно создать сначала достаточные кадры из людей смелых и самоотверженных. Чтобы организовать такие кадры, нужна пропаганда. Чтобы превратить скрытую энергию мысли в живую, активную силу, нужна агитация, а для успешной пропаганды и агитации необходима возможная конспирация, и все это является важнейшим условием хорошей организации подготовительной работы; а затем, когда назреет момент и дан будет сигнал к началу, остается только ринуться в битву—победить или умереть.

Все эти теоретические соображения были знакомы военным людям. Но боевая практика, испытанная немногими, мало походила на приемы гражданской войны, в которой личный опыт остается лучшим учителем.

Тактика народовольцев указывала только на приемы партизанской войны, но для действия более значительными массами нужно было учиться на практике, при чем учителями бывают обыкновенно свои ошибки, конечно, не грубые, исправимые, да ошибки противника, всегда поучительные и выгодные, общее одушевление и дружное сотрудничество, быстрота и смелость операций да счастливый случай.

В наше время изолированные инсуррекционные попытки обречены на неудачу, ибо, без содействия фабричных рабочих, железнодорожных служащих, без широкого народного и общественного движения инсуррекция может иметь только воспитательное значение, за которое придется заплатить слишком дорого.

Так думали на юге при составлении программы южных кружков.

Так думали и на севере.

Никто из нас не питал надежды на присоединение к военному движению значительных рабочих, особенно крестьянских масс.

Однако, не предрешая вопроса о совместном с другими движении, мы признали, что единственной целью военной организации должна быть инсуррекция.

Офицерские кружки складывались почти непроизвольно и складывались повсеместно.

Центральный военный кружок

Из дознания по процессу 14-ти: "Первая военная группа создалась в конце 1880 г. и получила название центральной, в состав ее вошли: лейтенанты Суханов и Штромберг с военной стороны, Желябов и Колодкевич — со стороны Исполнительного Комитета. Члены группы занялись разработкой «Устава военного центрального кружка».

Месяца через два после образования центральной группы число членов центрального военного кружка достигло 10--15 человек, а в Петербурге и его окрестностях составилось 7 кружков, число членов которых, в общей сложности, доходило до 50 человек. В состав центрального кружка вошли артиллеристы: штабс-капитаны Дегаев и Похитонов, поручик Рогачев и подпоручик Панин; флотские офицеры: Буцевич, Завалишин и Дружинин, а делегатами комитета по аресту Колодкевича и Желябова,— Савелий Златопольский, Анна Корба и Вера Фигнер (Филиппова). Деятельность центрального военного кружка на первых же порах его существования ознаменовалась появлением в подпольной литературе, в августе 1881 г. двух преступных воззваний: а) «К офицерам русской армии» и б) «Славному казачеству войска Донского, Уральского" и пр. объявления Исполнительного Комитета. Оба эти воззвания призывали офицеров присоединиться к тайному обществу для защиты народа и, в случае открытого восстания, принять в нем участие."

В.Н.Фигнер: " Высшие военные заведения, академии, как дающие лучшее образование, не могли, в свою очередь, не выделять некоторого количества офицеров, одушевленных общественными стремлениями, потребностью в свободе, и, действительно, они дали их в лице Рогачева, Похитонова, Буцевича и др. Сношения членов  Исполнительного Комитета с Кронштадтом начались поздней осенью 1879 г. и продолжались до весны 1880 года, когда моряки ушли в плавание. Первое знакомство с Сухановым произошло через его сестру Ольгу Евгеньевну, по мужу Зотову. Как ее, так и ее мужа Желябов знал по Крыму, а потом в Петербурге, где Ольга Евгеньевна была на курсах; он посещал ее, как и Перовская, тоже знакомая с Зотовым.  

В воспоминаниях Э. А. Серебрякова очень ярко описано впечатление, которое произвел Желябов на первой сходке, созванной на квартире Суханова в Кронштадте. Здесь в первый раз морские офицеры сошлись лицом к лицу с талантливым представителем революционной партии, о которой до тех пор знали лишь понаслышке. Определенность программы «Народной Воли», красноречие и сила внутреннего убеждения оратора, импозантная наружность его очаровали слушателей, которые, по словам Серебрякова, на этот вечер превратились в горячих революционеров, хотя за час до этого частью почти не думали о политике, а наутро, быть может, с ужасом вспоминали о том, что происходило накануне. Впечатление для многих было скоротечно. Это зависело от того, что приглашение на первую сходку было сделано без особого разбора, но для другой части присутствовавших, как и для самого Серебрякова, оно осталось неизгладимым."

Э.А.Серебряков: "Когда Андрей произнес слова: «Мы, террористы-революционеры», все как бы вздрогнули и в недоумении посмотрели друг на друга. Но потом, под влиянием увлекательного красноречия оратора, начали слушать с напряженным вниманием. Интересно было видеть перемену, происшедшую в настроении всего общества. Беззаботная, довольно . веселая компания офицеров, как бы по мановению волшебного жезла, стала похожа на группу заговорщиков. Лица понемногу бледнели, глаза разгорались, все как бы притаили дыхание, и среди мертвой тишины раздавался звучный, приятный голос оратора, призывавший окружавших его офицеров на борьбу с правительством. Кто знал Желябова, тот, вероятно, помнит, как увлекательно он говорил. Эта же речь была одною из самых удачных, по его же собственному признанию.

Андрей кончил... под влиянием его речи начались оживленные разговоры, строились всевозможные планы самого революционного характера... Позови в этот вечер Желябов все присутствовавшее офицерство на какое угодно предприятие — все пошли бы.

На моих двух приятелей и на меня этот вечер произвел неизгладимое впечатление и повлиял на всю последующую нашу жизнь."

В.Н.Фигнер: "Последующие собрания, в которых, кроме Желябова, участвовал Колодкевич, были не так многолюдны, но они углубляли влияние революционных идей «Народной Воли» и теснее сплачивали тех, кто должен был войти в состав военной организации.  

Суханов с самого начала в общем сочувствовал программе Исполнительного Комитета, как ее развивал Желябов на собраниях, но был в то время еще не готов к тому, чтобы вступить в партию: он долго был противником политического террора, да и план военной организации не был тогда еще выработан Комитетом. Это было сделано только через год, осенью 1880 г., когда мы ближе сошлись с Сухановым и его товарищами и убедились, что вопрос о военной организации может перейти на практическую почву."

Э.А.Серебряков:"Встречи и разговоры с этими обаятельными личностями производили на нас неизгладимое впечатление, с каждой новой встречей мы все более и более уходили телом и душой из старого мира, в котором жили раньше, в новый, полный чистоты и самоотвержения. Мы чувствовали, что сами становимся лучше и нравственно вырастаем".

В.Н.Фигнер: "После первой памятной встречи мы стали видаться часто, и темой разговоров, разумеется, были общественные и революционные вопросы, те партийные интересы которыми мы, народовольцы, только и жили. Хотелось эти вопросы и интересы сделать для Суханова такими же близкими и жгучими, какими они были для нас. Иметь такого товарища, стоять в общем деле рука в руку с ним казалось счастьем, — его стоило завоевать. Желябов, Перовская и я стремились к этому и проводили мной часов в убогой квартире Ольги Евгеньевны, куда Суханов приходил со своим товарищем и другом бароном Штромбергом. 
Штромберг был уже завоеван и определил свое отношение к партии раньше, чем Суханов. Желябов, знавший их по прошлогодним беседам в Кронштадте, с самого начала сказал мне: «Штромберг — человек готовый, внимание обрати на Суханова». 

На первых порах знакомства наши беседы были чисто теоретические. Главным препятствием, по которому Суханов не примкнул сразу к партии, был, как уже сказано политический террор; но когда нам удалось убедить его в необходимости боевых актов против насилия и произвола которые со всех сторон опутывают Россию, он признал всю программу «Народной Воли», ее тактику, и разговор пошел о роли, которую военные могут сыграть в революции, о том, что, кроме гражданской, необходима и чисто военная организация.

К этому времени в Исполнительном Комитете были выработаны и на заседаниях утверждены принципы, на которых военная организация должна была строиться Приготовленная программа и устав организации могли после этого стать предметом обсуждения с Сухановым, Штромбергом и другими представителями офицерства.  

В главных чертах основы организации были следующие: военная организация должна строиться сверху, по тому же типу, по какому строилась партия «Народная Воля», т. е. централистически, и в организационном отношении стоять совершенно обособленно от нее. Во главе организации должен был стоять центральный комитет из офицеров, подобранных Исполнительным Комитетов «Народной Воли». Этому центру подчинялись местные провинциальные военные группы, организованные военным центром или партией, а сам военный центр подчинялся Исполнительному Комитету.

Цель военной организации — восстание с оружием в руках в момент, определяемый Исполнительным Комитетом, который распоряжается всеми силами, накопленными в подготовительный период не только в войске, но и среди рабочих, администрации, интеллигенции и в крестьянстве. Таким образом, роль военной организации не самодовлеющая, а зависимая от общепартийного центра, обладающего всей полнотой сведений об общем положении дел и настроении общественных слоев и классов.
Не часть партии, какой является военная организация, но лишь орган, стоящий во главе всей партии, — Исполнительный Комитет — решает момент активного выступления против существующего порядка. Дело военных — поддержать начавшееся движение и бросить в нужную минуту свою дисциплинированную мощь на чашку весов в пользу народа, или начать движение, но не по своему произволению, а по распоряжению Исполнительного Комитета, этого общепартийного центра.  

Каждый военный, вступающий в члены организации, должен был дать то или другое обязательство, смотря по степени революционности той группы, в которую он входит; причем самым серьезным являлось обязательство по первому требованию, переданному от Исполнительного Комитета через военный центр, выйти на улицу с оружием в руках и призвать к тому же подчиненные части. Однако революционная пропаганда в этих частях не лежала на обязанности офицеров, которые до времени активного действия не должны были компрометировать себя. Для этого, по требованию офицеров, партия направляла рабочих, офицеры же только намечали при этом солдат, наиболее подходящих для революционного воздействия. 

Время от времени члены офицерских групп должны были брать отпуск со специальной целью объезда тех местностей, в которых имелись связи среди военных. Пользуясь указаниями партии и рекомендациями членов военной организации, они должны были завязывать знакомства, организовывать лиц, подходящих для этого, устанавливать сношения вновь привлеченных офицеров с военным центром.
Местные партийные группы «Народной Воли» всемерно обязывались способствовать созданию местных военных кружков, но раз подобный кружок организовался, он обособлялся от общепартийной группы и, не втягиваясь в местную общепартийную работу, должен был действовать уже в контакте и согласованности со своим военным центром, не входя в сношения даже с военными группами других местностей.  

В целом партия состояла бы, таким образом, из двух параллельных организаций: гражданской и военной, которые были связаны между собой только центрами. Такая раздельность являлась предосторожностью, наиболее гарантирующей безопасность военных; иначе они подвергались бы всем разрушительным случайностям, от которых страдали местные общепартийные группы; но восстановить последние было гораздо легче, чем скомпрометированный военный кружок заменить новым.

Для связи между обоими центрами Исполнительный Комитет выбирал из своей среды двух представителей, которые входили в состав военного центрального комитета. Позднее мы нашли нужным, чтобы и из военного центра по нашему выбору кто-нибудь входил в наш Комитет. С начала января 1881 г. таким лицом являлся Суханов, самая яркая личность среди военных, известных нам в то время.  

В конце октября или начале ноября 1880 г. Суханов, живший раньше в Кронштадте, перебрался в Петербург, чтобы слушать лекции в университете и быть ассистентом профессора физики Фандерфлита. Он нанял меблированную квартиру на Николаевской улице, куда переселилась и Ольга Евгеньевна с маленьким сыном Андрюшей, и с тех пор местом встреч и собраний, на которых обсуждались вопросы военной организации, стала эта квартира. В предварительных собраниях участвовали со стороны Исполнительного Комитета Желябов, Колодкевич, Баранников и я; а со стороны военных— Суханов, Штромберг и артиллерист Н. Рогачев, брат Дм. Рогачева, осужденного на каторгу по «процессу 193-х». Эти трое были намечены нами для будущего военного центра. Когда же все главные пункты программы и устав были вырешены, те же вопросы рассматривались в более расширенном составе, при участии артиллериста Похитонова и лейтенанта Буцевича, которые потом попали в Шлиссельбург и оба погибли там. К Суханову приходили и другие его товарищи — Э. А. Серебряков, Завалишин и другие, мнение которых по тому или другому пункту надо было узнать, чтобы подготовить почву для окончательного решения и объединения всех в одну организацию. Это объединение не представляло трудностей, потому что кронштадтские товарищи Суханова были спаяны между собой не простым знакомством, а тесным товариществом, как и артиллеристы, товарищи и друзья Рогачева, Похитонова и Дегаева, и как Суханов организовал морскую группу, так названные три лица основали группу артиллеристов.

Среди военных первое место по праву принадлежало Суханову. Энергичный, стремительный энтузиаст, он бесспорно играл самую главную роль пропагандиста и агитатора, и вместе с тем и организатора военных: никто не мог устоять против обаяния его личности, авторитетной по своему нравственному облику, властной по привычке повелевать и вместе с тем нежной и отзывчивой по натуре. А рядом с ним стояли: блестящий по уму и образованию Буцевич; солидный, образованный и привлекательный, красивый силач Рогачев; рассудительный и мягкий в обращении Похитонов и душевно чистый Штромберг — отборная компания, импонировавшая и личными достоинствами, и образованием, и своей внешностью. Благодаря такому составу, военная организация могла рассчитывать на успех. В ее центр, который должен был состоять из пяти человек, вошли упомянутые выше, намеченные нами: Суханов, Штромберг и Рогачев, а со стороны Исполнительного Комитета были назначены Желябов и Колодкевич. (После ареста Желябова Комитет, по предложению Суханова, на его место избрал меня)."

Н.М.Рогачев: "В ноябре 1880 г. Баранников познакомил меня впервые с Андреем Желябовым, с которым у них условлено было встретиться в буфете Московской гостиницы. Приказав подать нам завтрак в отдельную комнату, мы занялись обсуждением вопроса о военной организации. Я не помню всего, что было говорено тогда, но результат нашего совещания был таков: во-первых, военная организация должна быть строго централизована; во-вторых, Центральная военная группа должна быть составлена не по выбору самих военных, а из лиц, указанных Исполнительным комитетом; в-третьих, она должна быть строго отделена от всех фракций «Народной воли». После первого знакомства с Желябовым мы условились встретиться через день в кондитерской, находящейся на углу Невского и Лиговки. Оттуда он повел меня на квартиру Суханова (Николаевская улица, дом № 11...), где я познакомился также и со Штромбергом. Через несколько минут явился Колоткевич, и Желябов объявил, что они (т. е. он и Колоткевич) назначены от Исполнительного комитета агентами в Центральную военную группу, которая на первых порах должна составиться из нас троих (Суханова, Штромберга и меня), если мы ничего не имеем против. Получив от нас утвердительный ответ, он предложил приступить к выработке устава и программы практических действий.

Это было первое наше собрание, после чего мы собирались регулярно два раза в неделю в квартире Суханова, начиная с половины декабря 1880 г. и в течение всего января 1881 г. (предъявленный мне черновой набросок составляет только часть выработанного нами устава; этот последний вместе с программой действия по окончании работ были зашифрованы и взяты Желябовым). Кроме обязательных собраний, происходивших по утрам, я бывал часто у Суханова и по вечерам, причем мне случалось встречаться со многими лицами, каковы Кибальчич, Перовская, Теллалов, Завалишин, лейтенант Серебряков, Похитонов, Николаев, Дегаев и многие другие. Цель этих частых собраний была, во-первых, более близкое знакомство нас, членов Центральной военной группы между собою; во-вторых, знакомство с теми офицерами, которые могли быть кандидатами в Центральный военный кружок."

В.Н.Фигнер:"Когда устав был утвержден и центр образован, Суханов организовал из своих сослуживцев в Кронштадте группу морских офицеров, подготовленных к этому рядом собраний, которые он созывал там в течение осени. Некоторых из них я встречала у Суханова в Петербурге; с другими познакомилась в Кронштадте, куда в апреле 1881 г. Суханов увез меня после ареста Исаева и оставления мной общественной квартиры в Петербурге, у Вознесенского моста. Он поместил меня у своих друзей, Штромберга и Завалишина, имевших небольшую самостоятельную квартиру.

Я провела с ними дней семь и перевидала за это время, кроме Э. А. Серебрякова, других моряков — их приятелей и членов группы (Юнга, Гласко, Прокофьева, Разумова). Все они производили приятное впечатление, главным образом, благодаря тем свободным товарищеским отношениям, которые связывали их между собой. Это было то содружество, та хорошая простота, которую можно встретить только в кружках студенческой молодежи в тесных революционных организациях.

В состав группы моряков входило человек тридцать. Конечно, не все были равноценны по качествам. Были привлечены не только люди, в своем революционном миросозерцании вполне установившиеся, но и такие, которых обыкновенно зачисляют в разряд «сочувствующих В военной среде мерка пригодности того или иного лица в члены организации была иная, чем у нас. Сообразно роду нашей деятельности, прежде всего пропагандистской, мы были гораздо требовательнее по отношению к теоретической подготовке кандидатов в члены, а для приема был нужен известный стаж, некоторая опытность. У офицеров не требовалось ничего подобного, все от были новичками и смотрели на дело упрощенно — простое товарищество легко превращалось у них в организацию заговорщиков. Многих в эти ряды влекла не твердая решимость идти до конца, с полным сознанием тяжелой ответственности, которую придется нести за свои действия, а дружеские чувства, товарищеская солидарность и молодая удаль."

Н.М.Рогачев: "Несмотря на то, что Центральный военный кружок постоянно был стесняем в своей деятельности: 1) недостатком денег, которых Комитет не мог давать в достаточном количестве; 2) официальным положением, в силу которого офицер не может располагать своим временем свободно; несмотря на то, что командированные агенты не могут оставаться в каждом городе более 2— 3 дней, и на то, наконец, что революционная пропаганда в войске ведется всего два года, — организация военных в настоящее время приняла огромные размеры. Я, вероятно, не ошибусь, если скажу, что во всяком большом городе есть один (а в некоторых и несколько) военный кружок, что во всех частях войска есть масса офицеров, готовых немедленно вступить в партию, и что если бы Центральный военный кружок располагал достаточными материальными средствами, то в несколько лет половина офицеров была бы в рядах революционной партии."

Из дознания по процессу 14-ти: "Весною 1881 года местом сходок центрального кружка служила квартира на Кирочной улице, в которой поселились Рогачев и Похитонов. Но обстоятельства не были благоприятны для пропаганды в столице. Штромберг выслан был административным порядком в Восточную Сибирь; Дегаев, выпущенный на свободу, выдержав переходный экзамен на IV курс в Институте Путей Сообщения, отправился на инженерные работы в Архангельскую губернию; Буцевич получил служебную командировку в Николаев; Рогачев поехал к месту своего служения в г. Вилькомире, где была расположена 29 артиллерийская бригада; наконец, Дружинин, оказался скомпрометированным сношениями своими с двумя матросами в Кронштадте, у которых найдены были запрещенные издания. Хотя произведенный у него обыск и не дал результатов, но он был тогда же уволен от должности экипажного адъютанта.

После 1-го марта центральный военный кружок продолжал свою деятельность, так как произведенные тогда аресты не коснулись его членов, за исключением Суханова, Штромберга и Дегаева. Накануне ареста Суханова, он предложил морскому кружку взять у него типографию и перевезти в Кронштадт, что и было исполнено Завалишиным и Штромбергом; типография была сдана на хранение Александру Прокофьеву, и впоследствии Грачевский приезжал в Кронштадт учить моряков печатному делу; эта типография впоследствии, по указанию Дегаева, переслана Прокофьевым в Одессу...

...Наиболее выдающееся члены руководящего террористического кружка, направлявшие центральную военную группу, вынуждены были в то время оставить С.-Петербург. Деятельность последней оживилась снова лишь по возвращении сюда в конце лета Савелия Златопольского, а вскоре затем и Дегаева. Офицеры стали опять собираться у Похитонова, переехавшего на новую квартиру, по Захарьевской улице. Златопольский, как показывает Папин, в радужных красках описывал им положение сообщества. Тогда же появились и воззвания, обращенные исполнительным комитетом «К офицерам русской армии» от 24 августа и "Ко всем казачьим войскам" от 3-го сентября. В половине декабря, привлечен Похитонов к дознанию о враче Мартынове, в квартире которого он был задержан, что побудило его, по освобождению из-под стражи, отстраниться на время от участия в деятельности центрального военного кружка. Члены последнего перестали сходиться у него на квартире, и собрания свои перенесли в Кронштадт, в квартиру Серебрякова.

...Летом 1881 года, членами центрального военного кружка предприняты были поездки в различные местности Империи для вербовки новых членов в военной среде. Лейтенант Буцевич, получивший служебную командировку в Николаев, принял на себя организацию военных кружков как в этом городе, так и в Одессе; туда же летом отправилась Вера Фигнер. Анна Корба, летом 1881 года, ездила в Тифлис и положила начало Мингрельскому кружку. Дружинин был в Киеве, но поездка его осталась без результатов. Успех деятельности Корба и Буцевича объясняется тем, что на Кавказе и в Одессе почва для пропаганды среди военных была подготовлена местными деятелями. Дмитрий Петров находился уже ко времени поездки Буцевича в Одессу в сношениях с офицерами Крайским, Стратановичем, Ашенбреннером; этот последний, будучи прикомандирован к 58-му Прагскому полку, расположенному в Николаеве, перенес преступную пропаганду в общество офицеров этого полка; на Кавказе поручик Антонов следовал внушениям учителя Китани и литератора Чрелаева.

...Центральный военный кружок, продолжая собираться в Кронштадте у Серебрякова, занимался текущею революционною политикою, которая заключалась, главным образом, в укреплении в умах членов военной организации мысли о возможности и необходимости инсуррекции во имя осуществления целей партии«Народной Воли». Еще в апреле 1881 года, на одном из заседаний центрального кружка, Суханов произнес речь, в которой утверждал, что последние события доказали, что дела партии идут хорошо, и что, в виду этого, она может через год сделать попытку произвести инсуррекционное движение. Под этим движением разумелось не производство демонстраций, вроде бывшей в 1876 году на Казанской площади, а напротив, вооруженное восстание всей партии в такое время и при таких обстоятельствах, когда будет некоторая надежда на успех, и возможно будет, хотя временно, прекратить действие правительственной власти и популяризовать требования и цели партии путем печатного слова, при посредстве захваченных типографий, воззваний на сходках и площадях. В видах практического осуществления подобного движения, признавалось крайнею необходимостью заняться подготовительными работами, как-то: собиранием различных сведений, приготовлением складов, изучением местностей будущего восстания и пр., но главное—упрочением революционной военной организации. Для этой цели решено было учредить, в главных городах Империи военные окружные центры, которые служили бы в отношении местных кружков данного края тем же, чем центральный военный кружок должен был быть для всей России. Во главе кружка должен был стоять представитель центральной группы, ведающий и направляющий все дела местных кружков. Границы округов точно не обозначались, но размеры их зависели от многих условий, между прочим: 1) от количества железных дорог, проходящих в данной местности; 2) от числа войск, в ней расположенных; 3) от величины городов. Так, например, в район Виленского округа должны были входить: Вильно, Динабург, Витебск, Рига, Митава, Либава, Ковно и Минск. Окружным представителям предполагалось подчинить все местные кружки, которые должны были доносить им о всех своих делах, о привлечении новых членов, о поездках офицеров в отпуски или по казенным надобностям. Офицеров этих окружной представитель имел снабжать разными указаниями и рекомендациями в города, расположенные по пути. Такими представителями центра были назначены: Рогачев в Виленском округе и Ашенбреннер, основатель Одесского и Николаевского кружков,—в Новороссийском крае. В феврале 1882 г. центральный военный кружок выработал образцовый устав частного офицерского кружка и инструкций для чинов такого кружка

Кроме того центральный кружок намеревался издание специального революционного органа для военных (редакцию предполагалось вверить Папину, а средства должны были получиться от Буцевича); завести для того собственную типографию, установить постоянные и регулярные командировки своих членов в местные кружки, наконец, достигнуть возможности перемещать офицеров сообразно требованиям партии. Для приведения всех этих мер в исполнение требовались значительные суммы, и центральный военный кружок обратился за ними к исполнительному комитету. Но исполнительный комитет, сильно поколебленный задержанием Богдановича и Савелия Златопольского, весною 1882 года, окончательно распался после июньских арестов, предавших в руки правосудия Грачевского и его ближайших сообщников и вызвавших бегство Тихомирова и Баранниковой за границу. Тогда же арестован и Буцевич, глава и руководитель центрального военного кружка, который с этого времени может считаться прекратившим свою преступную деятельность. Осенью того же года роль его покушался принять на себя один из членов кружка артиллерийской академии штабс-капитан Кунаев, старавшийся собрать разрозненные революционные элементы в среде военных в Петербурге, — но безуспешно, как он сам потом сообщал членам морского кружка, с которыми виделся в приезд свой, в ноябре месяце, в Кронштадт. ...Вере Фигнер также не удалось вовлечь в свои разрушительные замыслы офицеров, остававшихся на службе в С.-Петербурге и Кронштадте и пришлось обратиться к содействию лиц, ранее выбывших из центрального военного кружка, а также членов местных военных кружков, образованных в разных городах, преимущественно на юге Poсcии."

Артиллерийские кружки

В.Н.Фигнер: "Одновременно с группой морских офицеров в Кронштадте был организован в Петербурге народовольческий кружок артиллеристов, в который, кроме уже упоминавшихся Рогачева, Похитонова и Дегаева, входили: Папин (брат Папина, осужденного по делу Долгушина), Николаев и еще три-четыре человека."

Из дознания по процессу 14-ти: "В Петербурге, по инициативе Дегаева и Папина, к концу 1880 г. были образованы кружки в артиллерийской академии, в которые в числе прочих вошли: Похитонов, Николаев, Дубинский; в Константиновском военном училище: из Котова, Элиавы, Губаревича-Радобыльского и др.  и наконец, обер-фейерверкерский, основанный при посредстве обер-фейерверкера Богородского в среде служивших на пороховых заводах обер-фейерверкеров. В следующем году, в Петербурге же образовался, кружок из офицеров разных частей войск, известный под именем «Сборного», к коему принадлежали тот же Похитонов, Рогачев, Дмитрий Чижов, Константин Степурин и другие."

Н.М.Рогачев: "По окончании составления устава и программы Центральная военная группа приступила к практической деятельности. Прежде всего были собраны сведения о тех офицерах, на которых можно было рассчитывать, что они вступят в партию; таким образом удалось собрать довольно подробные характеристики о них. После чего все офицеры, находящиеся в г. Петербурге и его окрестностях, были поделены между Сухановым, Штромбергом и мною, причем на мою долю выпала обязанность сорганизовать артиллерийский кружок; знакомство завести с артиллеристами-кандидатами я должен был через Дегаева (Сергея).

...Сначала мы с Дегаевым вместе работали над организацией этого кружка, но скоро наши взгляды сильно разошлись. Он признавал вредным проведение принципа централизации в партии, не считал нужным налагать какие-либо обязательства на членов, да, наконец, и вся его личность, производящая впечатление какой-то вываренной тряпки, не только не поддавала энергии кружку, а наводила мертвенный сон. По всем этим обстоятельствам я настаивал перед Центральной военной группой об отстранении Дегаева от организационной работы; не без труда мне удалось, наконец, убедить моих товарищей, и Желябов взялся за это дело. Имея огромнейшее нравственное влияние на Дегаева, Желябов легко доказал ему, что для партии несравненно важнее, если он займется организацией кружков в Институте путей сообщения — в то время Дегаев слушал курсы в этом заведении, — чем будет корпеть над артиллерийским.

К началу февраля 1881 г. артиллерийский кружок был сорганизован; членами в него входили офицеры Артиллерийской академии; впрочем, впоследствии в него вошли и артиллеристы других академий. В феврале, как известно, я был командирован Главным артиллерийским управлением в г. Гельсингфорс, потому передал артиллерийский кружок в ведение Суханова, а сам, заручившись кое-какими рекомендациями на Финляндский край от Желябова и Перовской, занялся организацией офицерского кружка в Гельсингфорсе. Кроме только что указанного практического действия, Центральная военная группа с января же месяца направила все свои усилия для привлечения новых членов в свою группу. С этою целью, как я уже сказал, на квартиру Суханова приглашались наиболее выдающиеся офицеры из местных кружков, где к ним присматривались, кроме нас, еще члены Исполнительного комитета."

Кронштадтские военные кружки

Э.А.Серебряков: "В Кронштадте первый партийный революционный кружок создали чернопередельцы (мичмана: Вырубов, Дружинин, Буланов, Скворцов, Лавров и др.). Это был кружок молодых мичманов, который занимался пропагандой среди матросов с целью приготовить из них будущих пропагандистов в деревню. По-видимому, пропаганда шла довольно успешно,— так, по рассказам одного из участников этого кружка, они сорганизовали на передельческой программе от 80 до 100 человек матросов. Но так как чернопередельческая программа не ставила своей задачей непосредственную политическую борьбу, то она и не могла иметь успеха среди офицерства, и через сравнительно короткое время этот кружок распался, и большая часть членов примкнула к нам."

Из дознания по процессу 14-ти: "В Кронштадте, к тому же времени, уже существовал самостоятельно образованный кружок из морских офицеров и гардемаринов, группировавшихся около мичмана Дружинина и собиравшихся в его квартире. К кружку этому, получившему свое начало еще в 1878 году в Морском училище, в то время, когда в нем обучались некоторые из его членов, принадлежали кроме Дружинина и его сожителей Скворцова и Балка, мичман Вырубов и воспитанник Морского технического училища Иван Петров, а также унтер-офицер Потихонин, оружейный мастер Вальтерсдорф и слесарь, отставной унтер-офицер Федоров. Кружок этот, не имевший еще пока связи с Центральным военным кружком, занимался, под руководством Дружинина, чтением революционных изданий, которые привозились из Петербурга мичманом Булановым и Лавровым и деятельною пропагандою между нижними чинами, следы которой уже усматривались из прежних дознаний (дело Стемпневскаго и др.). Впоследствии, за выходом Дружинина, перенесшего в 1881 году свою деятельность в среду Центрального военного кружка, первоначальный кронштадтский кружок соединился с тем сообществом, которое, будучи известно под именем «Кронштадтского морского кружка», было образовано зимою 1880 года Сухановым и Штромбергом.

Первый состав этого кружка был следующий: Штромберг, Карабанович, Серебряков и Завалишин. Впоследствии к нему примкнули лейтенанты: Разумов, Гласко, Добротворский, мичман Скворцов, подпоручик Александр Прокофьев  и другие лица."
 

М.Ю.Ашенбреннер: "Учредителями первого и самого совершенного кружка в Кронштадте были моряки и артиллеристы, при содействии Желябова и Колоткевича.

Этот кружок офицеров-социалистов принял программу Исполнительного Комитета партии «Народной Воли», оставаясь автономным по военным делам, и стал центральной группой военной фракции партии «Народной Воли».

В состав его входили лейтенанты — Суханов, Штромберг, Серебряков, Буцевич, Завалишин, артиллеристы—Рогачев, Папин, Николаев, потом Дегаев, Похитонов.

Э.А.Серебряков: "Образовав наш кружок, мы стали заниматься привлечением к нашему делу других офицеров, и мало-помалу наш кружок стал расширяться, и в конце концов он состоял из четырнадцати человек: лейтенантов — Штромберга, Завалишина, Разумова, Глазго и меня; мичманов — Добротворского (впоследствии, в 1904 году, командовал отрядом судов, посланным на Дальний Восток против японцев), Дружинина, Скворцова, Е-ча, (Еноховича), А-ва (Андреева), А-на (впоследствии командир одного из броненосных кораблей Порт-Артура), Юнга и штурманских офицеров Карбановича и Прокофьева.
Но помимо нашей пропаганды, ...мы оказывали кое-какие услуги партии."

Из дознания по процессу 14-ти: "Тотчас же по образовании этого кружка, лица, входившие первоначально в его состав, поехали в одно из воскресений в Петербург и здесь были Сухановым представлены Желябову и Колодкевичу, как членам исполнительного комитета, познакомившим их тогда же с различными фракциями революционной партии. (Черного Передела, Народной Воли и партии Набата), и объяснившим существующую между ними разницу во взглядах.

Деятельность Кронштадтского морского кружка, на первое время, ограничивалась сходками, бывавшими раз в неделю на общей квартире Завалишина, Штромберга и Суханова, на которой был выработан устав, впоследствии, однако, забракованный Сухановым, предложившим кружку принять составленную им программу, на что все члены изъявили свое согласие. Насколько, в кружке Дружинина, подготовка и пропаганда путем чтения революционных изданий придавалось большое значение, настолько же во вновь образованном морском кружке это признавалось излишним, так как, по мнению постоянного оратора кружка, Серебрякова, «дело и без чтения представляется ясным, как день», вследствие этого, члены кружка стали тяготиться отсутствием всякой деятельности, и Центральному военному кружку представилась необходимость занять их различными поручениями, которые передавались из Петербурга при посредстве Суханова и Штромберга. В этих видах Разумову было представлено отвезти в Москву запрещенные издания, что он и исполнил, совершив поездку на средства, полученные им от своего кружка. Завалишину Суханов поручил доставить несколько запалов, четыре штуки которых тот получил без всяких затруднений в Минном классе, где он обучался в то время. В начале 1881 г. Карабанович был командирован в Петербург на заседание Центрального военного кружка, на котором Желябов сообщал о положении военной революционной организации, говоря, что к ней принадлежит много гвардейских офицеров, академиков, а также лиц с солидным положением, т. е. батальонных и полковых командиров; на этом же собрании было говорено о готовившемся, в то время, покушении на жизнь Государя Императора, на которое Желябов указывал, как на средство для возбуждения к всеобщему восстанию. Наконец, приехав в Кронштадт, Суханов обсуждал с членами морского кружка планы освобождения государственных преступников из Петропавловской крепости и ограбления Кронштадтского банка, не приведенные в исполнение вследствие признанной членами кружка рискованности означенных предприятий. В начале февраля Штромберг передал Морскому кружку, что партия сильно нуждается в деньгах и просит помощи; тогда кружок, кассиром которого состоял Серебряков, собрал и передал Штромбергу 600 руб., из числа коих 100 рублей были внесены Завалишиным, 200 руб.—Штромбергом и 300 руб. остальными членами."

А.К.Карабанович: "Осенью 1880 г. Суханов стал приезжать в Кронштадт и останавливался на квартире Завалишина, и так как я хорошо был знаком с Сухановым, то обыкновенно и заходил на квартиру Завалишина, чтобы повидаться с Сухановым. Насколько помню, Суханов приезжал тогда в Кронштадт не с революционными целями, а просто по своим делам в минном классе. На этих свиданиях, происходивших на квартире Завалишина, присутствовали также Штромберг, Серебряков и Юнг, жившие вместе с Завалишиным, а также Разумов, бывший очень часто на этой квартире, и Гласко, который приходил ради Суханова. Иногда бывал и Прокофьев. Разговоры на этих свиданиях были всякие, я между прочим революционного содержания. Почти всякий раз обсуждался вопрос, подымаемый Сухановым, о необходимости составления кружка, но довольно долгое время вопрос этот оставался нерешенным, так как многие находили, что кружок существует сам по себе, потому что лица, бывшие на этих свиданиях, все солидарные, или что кружок составить необходимо; и однажды Завалишин сообщил мне, что кружок может составиться и что в него согласились поступить он, Завалишин, Разумов, Серебряков, Штромберг и Глазко, и спросил, согласен ли я поступить в кружок. Я согласился; кроме того, Завалишин предложил, чтобы я передал об этом Прокофьеву.

В тот же день я передал Прокофьеву о составившемся кружке и спросил, согласен ли он поступить в кружок. Прокофьев также согласился. В нашем разговоре с Завалишиным о кружке он сообщил, что Серебряков и Штромберг не желают сообщать Юнгу о составившемся кружке, но Завалишин был того мнения, что не сообщать Юнгу об этом неудобно, так как он присутствовал при всех свиданиях, слышал толки о кружке, так что теперь пришлось бы скрываться от него, а это было неудобно, так как Юнг жил с ними вместе; так что после разговора Завалишина с каждым из членов образовавшегося кружка было решено привлечь к кружку и Юнга. ..Кружок считал между своими членами также и Суханова.

Вскоре после того как составился кружок, в Кронштадт на квартиру Завалишина приехал Суханов с Желябовым, и тогда составилась сходка из членов образовавшегося кружка в присутствии Желябова. Сходка эта была устроена, чтобы выяснить цель революционного военного кружка. Желябов говорил, что партия «Народной воли» стремится организовать революционные кружки среди войска на тот предмет, что если подымется восстание, то чтобы по возможности большее число войска было на стороне народа, а не против него. Как может случиться восстание -об этом было много разговоров; предполагалось, что это может произойти в Петербурге, и именно начаться среди фабричных рабочих; допускалась также возможность, что восстание вспыхнет где-нибудь на юге или на Волге и оттуда распространится на всю Россию. Насколько я понял, между членами кружка было такое мнение, что сделать революцию — это дело агентов ИК "Народной воли", наше же дело принять участие в революции, вступить в ряды сражающихся против правительства. Возможность устройства революции в Кронштадте была отвергнута, но принято предложение, что во время восстания в Петербурге потребуют войска из Кронштадта для усмирения народа и тогда члены кружка перейдут на сторону народа и постараются увлечь за собой подведомственных им нижних чинов. Но так как было известно, что среди нижних чинов не было сочувствующих революции, то предлагалось, чтобы партия «Народной воли» послала агентов для пропаганды среди матросов. Было выражено мнение, что если в роте найдется несколько толковых людей, сочувствующих революции, то они сумеют в критический момент увлечь остальных за своим ротным командиром.

...О возможности убить государя у нас в кружке не было разговоров, хотя об этом были намеки в каждом революционном издании. Лично я был того мнения, что революция может произойти только в единственном случае, а именно если правительство созовет представительное собрание и предложит ему на обсуждение, как выйти из затруднительного положения, в котором находится правительство благодаря распространению в России революционных идей; тогда, по моему мнению, должно было произойти то же, что происходило во всех других европейских государствах, т. е. революция. После обсуждения вопроса о цели кружка было приступлено к обсуждению того, какие обязательства кружок может принять на себя, а также чтение программы частного офицерского революционного кружка.

Относительно программы я могу сообщить то же, и, кроме того, так как мы своей оговоркой в программе в сущности ничем себя не обязывали в мирное время, то Желябов предложил, чтобы члены кружка обязались не переводиться в другие флотилии, т. е. оставаться ближе к Петербургу, и, кроме того, не ходить в заграничное плавание, но и на это предложение кружок не согласился, так как было высказано, что когда произойдет революция — неизвестно, а морскому офицеру отказаться от заграничного плавания немыслимо, так как большинство и поступило в моряки с единственной целью отправиться в заграничное плавание. Затем было предложено, что для того, чтобы кружок проявил хоть чем-нибудь свое фактическое существование, нужно делать денежный взнос для революционных целей кружка, которые на первое время состояли в добывании революционных изданий, и для этого был избран кассиром Серебряков."

Ф.И.Завалишин: "Почти все параграфы ...были одной фикцией, никто из членов кружка ими не руководился".

А.К.Карабанович:"Кажется, Завалишин выразил мнение: «Как же я обяжусь исполнять поручение Исполнительного комитета, а вдруг он поручит мне убить кого-нибудь?». Желябов же не настаивал на принятии этого пункта программы и сказал, что это в сущности для формы и что никаких поручений и не предполагается делать членам военных кружков, что для исполнения поручений у них есть много своих охотников. Для сношения кружка с Центром Суханов вызвался быть посредником, а для получения сведений от Суханова был избран Штромберг, так как он без того часто ездил в Петербург. После обсуждения этих вопросов члены кружка разошлись. Затем в частных разговорах друг с другом был обсужден вопрос, что так как кружок существует, но революционных дел у него не имеется, то что мы будет говорить и делать на сходках. Было решено, что с получением нового революционного издания и по прочтении его мы будем собираться и обсуждать содержание прочитанного и этим, так сказать, будем развивать себя в революционном направлении. И действительно, такие сходки собирались и на них обсуждалось содержание вновь полученной революционной газеты. Деньги мы вносили Серебрякову в первое время каждый месяц аккуратно, кто сколько мог. Я вносил иногда 3 руб., иногда 1 руб. Деньги эти представлялись в Центр, так как нашему кружку эти деньги были не нужны. Сходки всегда собирались в общей квартире Завалишина, Серебрякова, Штромберга и Юнга.

В начале 1881 г., в какой именно месяц не помню, Завалишин, сидя со мной рядом в минном классе, сказал мне: «Будете сегодня в Петербурге, так заходите к Суханову, у него сегодня сходка, он звал вас». Я действительно в тот день собирался в Петербург и, приехав туда, зашел к Суханову, у которого застал очень много незнакомых лиц и был в сущности удивлен, что меня пригласили на такую сходку. В числе знакомых помню Желябова, были также Завалишин и Штромберг, других же не помню. Когда я вошел, то все жарко спорили о Французской Коммуне и в то же время о революции в России, т. е. в одних кружках спорили о Коммуне, в других — о революции в России. В эти споры я не вмешивался и вынес о них впечатление такое же, как и из прежних наших толках о возможности в близком будущем революции в России. Кроме того, припоминаю, что Желябов перечислял силы партии, но говорил это в общих фразах, вроде того, что в таком-то городе существует значительное число лиц военного сословия, организованных в кружок, в таком-то городе кружка нет, но там несколько лиц энергично работают и имеется в виду составить кружок, и все в этом роде. Он упоминал, что. например, в Петербурге в числе лиц военного кружка есть гвардейские офицеры, академики и вообще всякого рода оружия, а также, что в других городах есть и лица с солидным положением, т. е. батальонные и полковые командиры.

Что касается поручений, которые давались членам кружка, о чем я говорил в своем показании,...могу добавить следующее: было решено, что всякие поручения могут только связывать членов кружка и что партия «Народной воли» не имеет в виду давать какие-либо поручения офицерам, а что она будет, так сказать, беречь их. Тем не менее это не исключало возможности, если бы кто из членов кружка пожелал исполнить какое-либо поручение на свой страх."

Граф Толстой - Александру III, записка от 7 июня 1884 г.: "Завалишин объясняет, что по революционной программе народовольцев пропаганде среди нижних чинов, также как и распространению преступных учений среди низших классов населения не предавалось особого значения, ибо все усилия были направлены на то, чтобы вовлечь в заговор в обществе интеллигентные силы, в армии и флоте - офицеров, которым в том случае, если они присоединялись к партии, рекомендовалось не компрометировать себя сближением с нижними чинами на почве преступных разговоров, стараться приобретать на них влияние и при том в таком размере, чтобы в решительную минуту солдаты шли за своим офицером в силу личной к нему привязанности."

Из дознания по процессу 14-ти: "В день 1-го марта 1881 г. из числа членов кронштадтского кружка, в квартире Суханова, в Петербурге, находились Завалишин и Штромберг, при бытности коих к Суханову приходила Перовская и со слезами говорила, что партия должна употребить все средства для освобождения Желябова.

Около половины того же месяца Суханов предложил морскому кружку завести гектограф, на котором были отпечатаны речь профессора Соловьева и воззвание по поводу события 1 -го марта. В этой работе принимали участие Завалишин, Серебряков, Разумов, Штромберг и Скворцов.

На страстной неделе того же года Суханов и Фигнер приехали в Кронштадт, при чем последняя поселилась на квартире, занимавшейся Завалишиным и Штромбергом, где все время ее пребывания до 2-го дня Пасхи собирались члены морского кружка, и происходило чтение разных книг и статей, указываемых и объяснявшихся Верою Фигнер; беседы с нею, по собственному сознанию членов кружка, произвели на них сильное впечатление. Так продолжалось до конца апреля, когда последовал арест Гласко и Штромберга, и большинство остальных членов кружка отправилось на разных судах в море.

Деятельность двух других военных кружков в Кронштадте, известных под именами «артиллерийского» и «пехотного», до конца 1881 года ограничивалась исключительно вербовкою новых членов путем пропаганды между военными.

Эти военные кружки не принимали деятельного участия в приготовлениях к злодеянию, совершенному 1-го марта, но некоторые офицеры были посвящены в тайну цареубийственного замысла, между ними Рогачев, предупрежденный о том Желябовым. Уже тогда офицеры, члены центральной группы, пользовались служебными своими командировками для распространения преступных учений в частях войск, расположенных вне С.-Петербурга. Рогачев сознался, что в феврале 1881 года, будучи отправлен главным артиллерийским управлением по служба в Гельсингфорсе, он получил от  Перовской и Желябова рекомендации к разным лицам в этом городе и образовал там местный военный кружок. Из числа участников его он назвал лишь Шепелева, но можно предположить, что именно этот кружок, основанный Рогачевым, сгруппировался впоследствии около Сикорского."

Записка Александру III: "Под общим типом строевого армейского офицера представляется нечто крайне приниженное, робкое и вполне безответное, ежеминутно ожидающее какой-нибудь грозы. С другой стороны нашего армейского офицера угнетает материальная нужда."

Э.А.Серебряков: "Сильное брожение в среде офицерства... Одному из офицеров народовольцев его командир батареи сказал с глазу на глаз: «Если вы начнете серьезное дело, то моя батарея будет с вами». Таких рассказов было много, и ход организации доказывал, что эти рассказы небезосновательны".

Н.Похитонов: "Мы думали, что вместо того, чтобы освобождать чужую страну, надо думать об освобождении России».

В.Н.Фигнер: "Военная организация, так сложившаяся, казалось, имела все шансы расти и процветать. Сочувствие, которое встретила программа «Народной Воли» среди офицеров в Кронштадте и Петербурге, прекрасный состав центра из лиц, способных и руководить, и увлекать, — все внушало большие надежды. Опрос членов дал до 200 (а позднее гораздо большее число) указаний на разных лиц военного сословия, рассеянных по городам и более или менее сочувствующих идеям политической свободы. Их надо было посетить при объездах членами организации, чтобы определить степень их революционности и в случае пригодности организовать, а затем связать с центром.  

На первых же порах Рогачеву было поручено исполнить эту задачу в Финляндии, и его поездка была успешна. Затем должны были начаться обследования других местностей. Для этого к лету 1881 г. Суханов должен был взять отпуск и отправиться в большой объезд по разным городам юга. Его горячий порыв, сильная, сжатая речь, требующая не слов, а дела, очаровательная прямота и покоряющая внешность сулили богатые результаты, в особенности ввиду того повышенного настроения, которое охватило общественные круги после акта 1 марта."

Следующая ˃˃